Как ЦБ обновит методику оценки рисков

Стресс-тестирование банков приобрело невероятную популярность в годы кризиса. Мода на тесты пришла из-за рубежа, где публичное поименное раскрытие ФРС США результатов тестирования потребовалось для оценки адекватности докапитализации американских банков и возврата к ним доверия рынка. В то же время Банк России сам не новичок в теме стресс-тестов. Благодаря поддержке миссий МВФ и Всемирного банка, снабдивших отечественного регулятора методологией, с 2003 г. Департамент банковского регулирования и надзора Банка России проводит стресс-тесты раз в полгода.

Ажиотаж вокруг темы возник в связи с тем, что Банк России по капле выдавал на публику итоги тестирования банков. В частности, ежегодно он обнародует «Отчет о развитии банковского сектора и банковского надзора», где с шестимесячной задержкой вскользь упоминаются результаты стресс-тестов. Кроме того, руководители блока надзора изредка комментировали фрагменты оперативных данных, что еще больше подливало масла в огонь.

Шум вокруг тестов мог бы быть на порядок меньше, если бы денежные власти следовали здоровой практике: если вы публикуете результаты тестирования, то следует раскрывать и методологию, по которой они получены. Это перенесло бы обсуждение результатов тестирования на профессиональную почву, а интерес широкой публики, не имеющей специального образования, заметно убавился бы. Тем не менее, в силу разных причин (о которых мы поговорим ниже) Банк России предпочитает хранить молчание.

Методология оставалась бы тайной за семью печатями, если бы не МВФ. В апреле 2010 г. Фонд подвел итог оценке стабильности финансовой системы России. В многостраничном отчете МВФ не обошел вниманием и стресс-тесты Банка России. Что можно узнать из заключения МВФ на отечественную методологию и ее результаты? Стресс-тесты, применяемые центральными банками, делятся на две группы: подход «снизу вверх» (bottom-up) и «сверху вниз» (top-down). В первом случае банкам задаются сценарные условия, они самостоятельно делают расчеты и предоставляют результаты в регулирующий орган. Во втором случае регулятор сам осуществляет расчеты по единой методологии. Россия пока доросла до второго подхода, и то в ограниченных рамках.

Семь лет назад команда миссий МВФ и Всемирного банка предложила Банку России несложную математическую модель с линейными расчетами для комплексной оценки устойчивости банковского сектора. Ее эффективность определялась небольшим числом банков и наличием необходимой отчетности по финансовым рискам. По обоим параметрам российские реалии оказались иными: данных не хватало, а число банков было свыше тысячи (обработка их статистики потребовала бы трудозатрат целого НИИ). В результате, выбор пал на агрегированный анализ по ограниченному числу параметров. С некоторой задержкой Департаменту Алексея Симановского удалось начать тестировать сектор на кредитный риск, риск ликвидности и рыночные риски. Для оценки процентного риска данных оказалось недостаточно (хотя банки регулярно представляют в территориальные учреждения Банка России отчеты по процентному риску).

Какую бы методологию тестирования регулятор не применял, в ней главное место занимают параметры шоков, которые определяют характер моделируемого сценария стресса. Для кредитного риска у центрального банка шоки представлены в двух формах: увеличение резервов на возможные потери по максимальной границе заданного диапазона; обесценение залогов вдвое и увеличение удельного веса ссуд двух худших категорий качества. Для оценки риска концентрации моделируется одновременный дефолт пяти крупнейших заемщиков банка. Результаты тестирования по историческим и правдоподобным гипотетическим кредитным шокам показывают, что банковский сектор теряет около половины капитала и становится нежизнеспособным. Иными словами, вне характера операции пациент оказывается мертв. Причина тому кроется в высокой концентрации рисков и невысоком качестве активов при наступлении кризиса. Страдают, прежде всего, банки, связанные с государством. В свое время Геннадий Меликьян (первый зампредседателя Банка России) сетовал на результаты моделирования, которое теряет всякий смысл из-за печального исхода.

Вторым по важности для большинства банков является риск ликвидности. Из-за ограничений экономико-математической модели регулятор может тестировать колебание ликвидности только в результате паники клиентов. В базовом сценарии остатки на депозитах населения и расчетных счетах падают на 30%, на корпоративных депозитах — на 5%. Кроме того, высоко ликвидные активы обесцениваются на 5%, а ликвидные активы на 20%. Потери по риску ликвидности учитывают рост ставок на межбанковском рынке на 10% или его полное закрытие (невозможность финансировать отток клиентских средств путем замещения их другими пассивами). Хотя риск ликвидности обычно оценивается через гэп-анализ, Банк России не собирает необходимые для него данные.

Каковы перманентные результаты тестирования по риску ликвидности? При любом раскладе под ударом оказываются небольшие банки из-за риска концентрации по пассивам. У многих из них обязательства по пяти крупнейшим клиентам вдвое превышают собственный капитал банка. В результате шока малые банки вылетают с рынка первыми из-за проблем с альтернативным фондированием. В то же время максимальные абсолютные потери несут крупнейшие банки из-за высокой доли в обязательствах розничных депозитов. Падение крупных игроков может потянуть за собой контрагентов на межбанковском рынке. По этому каналу в затруднительном положении оказываются иностранные дочерние банки.

Наконец, чтобы оценить рыночные риски, Банк России моделирует девальвацию/ревальвацию рубля на 15%, падение фондового индекса на 30% и обесценение долговых обязательств на 20%. Учитывая полную вовлеченность российских банков (в отличие от американских и европейских коллег) в кредитный рынок, комбинированный рыночный риск «бьет мимо» — сектор, в целом, остается устойчивым.

Конечно, применяемую Банком России методологию легко оспорить. Уязвимых мест можно назвать много. И достоверность исходных отчетов, и правдоподобность сценариев, и экспертные суждения при определении размеров шоков и пр. Кроме того, каждый банк индивидуален и страдает от кризиса по-своему. Взаимодействие между банками в течение финансового стресса выглядит непредсказуемым, если отсутствует матрица перекрестных связей.

Отчасти недостатки подхода «сверху вниз» можно устранить, если параллельно с ним использовать самотестирование банков. Банк России обнародовал общие рекомендации по организации стресс-тестирования банками своего финансового положения. Однако, за исключением ряда крупнейших игроков стресс-тесты подавляющее число банков не проводит, или же они значатся только на бумаге.

Банк России находится на начальной стадии реализации подхода «снизу вверх». В выборку банков для анализа входит всего несколько ведущих банков (Сбербанк, ВТБ, «Газпромбанк»,«Банк Москвы», «Альфа-Банк»). Они должны проверять себя на кредитный риск, риск ликвидности и рыночные риски (валютный, процентный, базисный и фондовый риск). Тестирование «снизу вверх» позволяет выявлять не «среднюю температуру по больнице», а учитывать профиль рисков каждого банка. Практика самостоятельного тестирования может быть расширена, однако для нее от Банка России потребуются детальные унифицированные рекомендации по её организации.

Финансовый кризис заставил регулятора обращаться к стресс-тестам в 2009 г. ежемесячно не только для оценки финансовой устойчивости банков, но и для прогнозирования будущей ситуации в секторе. Однако весной 2010 г. напряженность спала, и Банк России может вернуться к обычному полугодовому режиму.

По советам международных организаций центральному банку предстоит модифицировать методологию тестирования. Новая «модель второго поколения», как ее назвал Алексей Симановский, должна включать в качестве входных параметров не экспертные оценки шоков, которые задаются «вручную», а расчетные шоки, исходя из макроэкономических сценариев. Вряд ли макроэкономическая компонента добавит эффективности тестированию.

С одной стороны, данных деловых циклов в России недостаточно, чтобы делать статистически значимые выводы. С другой стороны, в динамично развивающейся экономике регрессионные коэффициенты, связывающие макроэкономические и макрофинансовые переменные, подвержены столь сильным перепадам в период кризисов, что результаты тестирования могут оказаться сомнительными.

Макроэкономическая приставка к стресс-тесту больше подходит к развитым странам, где лаги между шоками и откликами растягиваются на кварталы, а макроэкономические связи уже давно устоялись. Тем не менее, модель второго поколения добавит академичности и обоснованности выбора размера и продолжительности шоков. О результатах обновления методологии тестирования мы узнаем из отчетов Банка России, скорее всего, не ранее мая 2011 г.

Сергей МОИСЕЕВ