Германия строит новую империю

Долговой кризис наглядно продемонстрировал, кто в Европе главный. Во время потрясений (будь то политических или экономических) игры в «европейский концерт», как правило, заканчиваются, и солировать начинает наиболее мощная держава. Это Германия. Сейчас от нее зависит спасение нескольких стран ЕС, близких к банкротству, и судьба евро. Поэтому весь Европейский союз внимает словам канцлера Ангелы Меркель.

История Европы последних полутора веков так или иначе привязана к взлетам и падениям Германии. В послевоенный период ее постепенному усилению послужила европейская интеграция. Начавшаяся с германо-французского «Общества угля и стали», она привела к созданию нынешнего Европейского союза, все 27 членов которого прямо или косвенно признают за ФРГ роль «локомотива». Даже Франция — давняя соперница — смирилась со вторыми ролями в германо-французском тандеме.

Впрочем, еще недавно все было по-другому. Германия, воссоединившись после распада советского блока, надолго «ушла в себя», сосредоточившись на полноценной интеграции своих восточных земель. В это время о ее лидерстве в Европе стали забывать. А когда произошло значительное расширение Евросоюза за счет стран Центральной и Восточной Европы, последние задумали скинуть «грандов» с пьедестала. И, в принципе, все шло к окончательному торжеству «межгосударственной демократии»: Польша, поддерживаемая из-за океана, уже готова была потягаться с Германией своим «весом» в рамках Евросоюза. Но кризис все расставил по местам.

Германия, показавшая в первом квартале 2010 г. 1,5%-й рост, оказалась одной из наиболее динамичных экономик ЕС, а по уровню технологического развития и международной конкурентоспособности ей в Евросоюзе нет равных. Собственно, «кризисное» возвышение ФРГ вызревало два десятилетия. Его истоки восходят к периоду воссоединения Германии, когда страна вынуждена была преодолевать серьезные диспропорции в условиях снижения экономической конкурентоспособности: производства стали перемещаться на восток. Именно тогда между правительством, предпринимателями и профсоюзами было заключено своего рода джентльменское соглашение. Упрощенно говоря, суть его заключалась в согласии профсоюзов на длительное сдерживание роста зарплат и отказе компаний от перемещения производств в регионы с дешевой рабочей силой. Государство, со своей стороны, гарантировало поддержку патриотично настроенному бизнесу и стимулировало модернизацию экономики.

Такое взаимодействие постепенно дало свои результаты. В то время как большинство развитых стран стали уступать под натиском быстро растущих экономик Азии, Германия, напротив, укрепила свои позиции. За последние десять лет конкурентоспособность немецких товаров и услуг повысилась на 25% по сравнению с другими странами еврозоны. В 2003 г. Германия вышла на первое место в мире по объемам экспорта и сохраняла его вплоть до прошлого года, когда на фоне кризиса ее все-таки обошел Китай. С 1995 по 2009 гг. доля германской продукции на рынке ЕС увеличилась с 25% до 27% несмотря на значительное расширение Евросоюза. За это время соответствующая доля Франции уменьшилась с 18,5% до 12,9%, доля Италии сократилась с 17% до 10%. При этом можно только позавидовать наработанной способности Германии гибко реагировать на тенденции мирового рынка в эпоху глобализации и эффективно решать сложнейшие социально-экономические проблемы.

Эти успехи в последнее время начали вызывать зависть у партнеров по ЕС, которые — в особенности Франция — стали утверждать, что Германия не дает нормально развиваться их экономикам. Согласно подсчетам аналитиков французской компании OFCE, из-за возросшей конкурентоспособности германской продукции Франция потеряла за последние два года 30% своих рынков. Не имея при этом национальной валюты, которую можно было бы девальвировать, другие страны-члены еврозоны, в первую очередь, Франция и Италия, оказались лишенными возможности сбалансировать свой внешнеторговый баланс. В этой связи в марте текущего года министр экономики Франции Кристин Лагард обрушилась с критикой на Берлин, который стимулирует экспорт, тогда как нужно развивать внутреннее потребление, чтобы дать соседям возможность тоже как-то развиваться. Но эти упреки выглядят необоснованными: если немецкая модель экономического развития оказалась эффективнее французской, то разве немцы в этом виноваты?

Как бы то ни было, Германия серьезно укрепила и продолжает укреплять позиции в Европе и в мире. Неожиданная отставка президента Хорста Келлера не повлияет на эту тенденцию: эту церемониальную фигуру мало знают за рубежом, все бразды правления сосредоточены в руках федерального канцлера. Теперь, как показала решительность Ангелы Меркель в борьбе с долговым кризисом, Берлин будет диктовать макроэкономические параметры функционирования еврозоны. По крайней мере, весь разработанный стабилизационный механизм — вплоть до участия в нем МВФ — точно соответствует германской концепции, принятой 27 странами ЕС почти без изменений. А на днях Берлин подал образцовый пример для подражания по части радикального сокращения бюджетных расходов.

Бесспорно, от Германии сейчас во многом зависит будущее Евросоюза. «Из-за ее размеров, расположения и истории у Германии особая роль в этой уникальной структуре — быть зажатой между национальными и общеевропейскими интересами, — полагает бывший министр иностранных дел ФРГ Йошка Фишер. — Если Германия больше не будет действовать как движущая сила интеграции, то и сама европейская интеграция уйдет в прошлое». Звучит весьма убедительно. Одно только настораживает: это уже не просто утверждение за ФРГ роли «локомотива» в экономике ЕС, но и идейная основа для восстановления немцев в роли нации, призванной объединять народы и ставить общие интересы выше национальных. Захочет ли Европа дать немцам еще один шанс попробовать себя в этом качестве?

Андрей МИЛОВЗОРОВ