Динамическая несостоятельность правительства

Главная проблема российского правительства — это то, что по-английски называется динамической несостоятельностью. Суть ее в следующем: когда смотришь на ближайшую перспективу, то все бы вроде неплохо, а плохо все выглядит только в некой долгосрочной перспективе. Поскольку в ближайшей перспективе все неплохо, то стимулов, чтобы улучшать ситуацию в средней и долгосрочной перспективе, особых нет. Более того, есть подозрение, что, пытаясь улучшить что-то в среднесрочной перспективе, можно расшатать в короткой.

И это очень большая проблема. Она действительно приводит к ступору в плане реализации важных реформ и к непоследовательности действий, когда одновременно говорится про улучшение бизнес-климата и создается Корпорация по развитию Дальнего Востока, работающая в нарушение всех правил, идут переговоры по вступлению в ВТО и принимаются стратегии, связанные с защитой отраслей от конкуренции, и т. д. Это некоторая общая проблема, и, к сожалению, пока я не вижу способов для того, чтобы ее преодолеть в рамках сложившейся системы. Это первый момент.

Второй момент. Сейчас часто противопоставляют улучшение качества государства и выстраивание институтов, которые ограничивают возможности — или, если хотите, произвол исполнительной власти, т. е. развитие верховенства закона и демократических институтов и процедур, и это не столько выборы, сколько реальная система сдержек и противовесов. На самом деле так или иначе делать нужно, видимо, и то и другое. Российская исполнительная власть во многом неэффективна в чисто управленческом смысле этого слова. С этим нужно что-то делать. Но нужны и более серьезные механизмы сдержек и противовесов. Само государство не может выставить себе ограничения. Как исполнительная власть может себя заставить следовать бюджетному правилу, снимать бюрократические барьеры для развития бизнеса и способствовать его развитию в рамках сложившейся у нас системы? Все это как задачка о том, как сесть на диету и с нее не слезть без внешних ограничений. Но в нашей системе внешних ограничений пока не видно.

Новые вызовы

Обозначив эти «философские» проблемы, перейду к более практическим и остановлюсь на некоторых сравнительно новых экономических вызовах. Россия входит в десятилетие, где совершенно по-другому будет развиваться финансовая система. Мы все еще продолжаем рассматривать нашу страну как объект для потенциально большого притока капитала. При этом мы живем в мире, где происходит отток. Споров о том, в чем причина оттока, много. Но есть и чисто макроэкономическая логика: положительное сальдо по текущему счету должно как-то отражаться на счете капитала. Это может происходить либо за счет накопления государственных резервов (т. е. государственных инвестиций в зарубежные бумаги), либо за счет оттока частного капитала. Именно это мы и имеем. До кризиса был огромный отток государственных сбережений, частично компенсированный притоком частных. В отсутствие существенного профицита бюджета подобная ситуация в России сегодняшней недостижима, а возможная альтернатива текущей ситуации — это приток частного капитала на фоне отрицательного сальдо текущих операций. Но мне это кажется маловероятным на фоне глобального делевериджинга (уменьшения доли заемного капитала в общем размере капитала). В общем, пока мы имеем дело с оттоком частного капитала, в результате чего внешних ресурсов для развития финансового сектора стало гораздо меньше, чем было в середине 2000-х гг. Таким образом, страна оказалась перед необходимостью продолжения развития финансового сектора за счет внутренних, а не внешних, как до кризиса, источников. Как она решается? Частично сама система перенастроилась: впервые за 20 лет процентные ставки по депозитам превысили инфляцию, это будет балансировать ситуацию. Но этого оказалось мало: депозиты пока растут недостаточно быстро. Поэтому необходимы действия по повышению доверия к банковской и финансовой системе в целом, т. е. усиление надзора и повышение прозрачности. Но и этого недостаточно. Нужно развивать внутренние источники длинных денег. В этом смысле, мне кажется, то, что сейчас происходит с пенсионной реформой, очень показательно. С одной стороны, наконец-то начинает давать плоды проведенная 10 лет назад пенсионная реформа. В пенсионных фондах, включая средства под управлением ВЭБа, сейчас уже около 1,5 трлн руб., и эта величина растет в последние годы в геометрической прогрессии, т. е. появились внутренние источники длинных денег. Скорее нужны теперь нормальные инструменты, как ими пользоваться. На мой взгляд, нужно продолжать развивать облигационный рынок — в частности, банки смогут через него получать внутреннее фондирование.

Проблема в том, что и здесь мы видим непоследовательность политики. Потому что именно в этот момент Минздравсоцразвития пытается провести пенсионную реформу, которая, судя по обрывочным сведениям из прессы, включает в себя отмену обязательной накопительной системы. Я считаю, что сейчас чрезвычайно опасно отменять накопительную систему как с точки зрения логики развития самой пенсионной системы, так и с точки зрения развития финансового рынка. Пенсионная реформа нужна, но то, что предлагает Минздравсоцразвития, даже если оставить за скобками отмену обязательной накопительной системы, как минимум нуждается в серьезном обсуждении и тестировании. Чем делать плохую реформу, уж лучше ничего не делать, а то мы каждые 5—10 лет меняем условия в системе, где люди принимают тридцатилетние решения. И потом мы еще от людей чего-то хотим.

Еще один серьезнейший для России вызов на ближайшие 10 лет — это демография, это и старение населения, и снижение численности населения, и смена поколений. Это именно та точка, где сходится вопрос о привлечении инвестиций, реструктуризации и диверсификации экономики, создании новых секторов, в конечном счете об инвестиционном климате. При этом тема промышленной политики как политики поддержки существующих промышленных мощностей, которая была, по сути, основной в течение последних 20 лет, в связи со сменой поколений будет сходить на нет. Возникнет серьезная проблема создания новых рабочих мест в промышленности и услугах, куда можно было бы привлечь новое поколение. А также все вопросы, связанные с образованием и квалификацией новых поколений. Это задача, решения которой я пока тоже не вижу. Очень много обсуждаются вопросы образования, но они часто сводятся к финансам, а не к качеству. Это существенный вызов для нашей страны: как построить систему образования, готовящую людей к жизни в XXI в.

В Америке сегодня цена на газ меньше, чем в России. Это не случайность, это тенденция. Нужно срочно реформировать сектор, да и бюджет — тоже. И это еще один вызов, теперь в нефтяной сфере.

Основные проблемы и задачи в нашей стране уже давно поняты и осознаны. Главное — это что-то делать, а не тратить время на тщетные поиски волшебной палочки. И избавиться от ощущения того, что мы все знаем, что делать, но нам кажется, что пока не время.

Ксения Юдаева

Родилась в 1970 г. В 1992 г. окончила экономико-математический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. В 1994 г. окончила Российскую экономическую школу. В 1996 г. получила степень доктора философии (MAPh.D.) по экономике в Massachusetts Institute of Technology. В 1999—2000 гг. — ведущий экономист Российско-европейского центра экономической политики (РЕЦЭП). В 1999 г. — РЭШ, руководитель исследовательских проектов. В 2000—2006 гг. — Центр экономических и финансовых разработок (ЦЭФИР). В 2006 г. — научный руководитель Центра стратегических разработок.

Сбербанк

Крупнейший банк Центральной и Восточной Европы. Основной акционер — Центральный банк РФ (60,3% голосующих акций). Капитализация (ММВБ) — 2 трлн руб. Финансовые показатели (на 1 апреля 2012 г., данные «Интерфакс-ЦЭА»): активы — 11 трлн руб., капитал — 1,4 трлн руб., нераспределенная прибыль — 97,4 млрд руб.

Ксения ЮДАЕВА

Автор — директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка России