Кризис на мировых финансовых рынках с каждым днем обостряется и углубляется. Финансовые индексы падают и, судя по всему, «дно» еще не достигнуто. Уже пострадали не только обладатели гигантских биржевых активов (их «страдания» весьма относительны и вряд ли скажутся на их образе жизни), но и миллионы простых граждан, доверивших свои накопления рынку акций.
Но этот финансовый кризис — лишь первая стадия кризиса экономического, а он только начинается и может оказаться самым тяжелым для мировой экономики со времени Великой депрессии 1930-х годов.
Нельзя сказать, что он свалился нам как снег на голову. Нет, о нем предупреждали экономисты, способные не принимать желаемое за действительное, предупреждали ветераны мировой политики, еще несколько лет назад забившие тревогу: финансовые рынки опасным образом раздуваются, отрываются от обслуживания реальных производственных и торговых потоков, превращаются в «вещь в себе». Но к ним не прислушивались.
Сегодня очевидно: в ближайшие месяцы от алчности и безответственности немногих пострадают буквально все. Ни одна страна, ни один сектор экономики не останутся в стороне. Модель экономики, складывавшаяся по крайней мере с начала 1980-х годов, трещит по швам. И самое время спросить: а что это за модель, хороша ли она, кому выгодна?
Если говорить кратко, то в основе этой модели ориентация на скорейшее достижение максимальной прибыли путем отказа от различных форм регулирования, призванного обеспечить интересы общества в целом. На протяжении десятилетий нас убеждали в том, что это выгодно всем членам общества: «прилив поднимет все лодки». Статистика не подтверждает этого.
Экономический рост последних десятилетий (кстати, не такой уж быстрый, если сравнить, например, с 50-ми — 60-ми годами прошлого столетия) дал непропорционально большие выгоды наиболее состоятельному слою общества, в то время как уровень жизни среднего класса стагнировал, а разрыв между богатыми бедными увеличивался даже в самых экономически развитых странах.
В последние годы к этому добавилось новое явление: безответственное кредитование, нередко основанное на изобретении сложнейших финансовых инструментов, которые на поверку оказываются изощренным вариантом финансовых пирамид. Не случайно суть и механизм этих инструментов оставались непонятными не только рядовому гражданину, но и большинству экономистов и банкиров. Их могли понять и объяснить только их изобретатели, да и то далеко не всегда.
Главными «выгодополучателями» системы стали те, кто ее выстроил. Из всех фактов, которые стали известны в последние недели, меня особенно поразил один. В прошлом году ведущие инвестиционные банки Уолл-стрита выплатили в виде бонусов 36 миллиардов долларов. Если разделить эту сумму на число их сотрудников, то получается по 200 тыс. долларов на человека — в четыре раза больше, чем средний доход американской семьи. Я уже не говорю о «золотых парашютах» — многомиллионных выходных пособиях, которые получили руководители лопнувших или спасенных государством финансовых учреждений.
В итоге: жесткий, безжалостный капитализм для большинства, «социализм», помощь государства — для богатых. И именно эти люди через три-четыре года, когда пройдет острая фаза кризиса, будут снова убеждать нас, что лучше всего работает «чистый», нерегулируемый капитализм, что надо дать им полную свободу действий. До следующего, еще более разрушительного кризиса?
Одновременно в рамках неолиберальной глобализационной модели происходила деиндустриализация целых регионов, деградация инфраструктуры, искажение социальной структуры общества и нарастание социальных проблем в результате неконтролируемых и нерегулируемых экономических, социальных, миграционных процессов. Колоссальны и нравственные последствия, которые отразились даже на языке: уклонение от налогов стали называть «налоговым планированием», массовые увольнения — «оптимизацией персонала» и т. п.
Концепция устойчивого развития, не подрывающего экологические основы жизни следующих поколений, подменялась концепцией свободы торговли и свободного рынка как панацеи для решения любых проблем — сегодня, а завтра — будь что будет. Принижается роль государства и гражданского общества — человек превращается из гражданина в лучшем случае в «потребителя государственных услуг».
В общем, получилась взрывоопасная смесь социального дарвинизма (выживание сильнейших, вымирание слабых) и лозунга «после нас хоть потоп».
Волны нынешнего кризиса, накатывающие одна за другой на мировую экономику, заставили наконец многих задуматься. Но по понятным причинам эти размышления сейчас в основном сосредоточены на ближайших шагах, «пожарных мерах». Они нужны, но остро необходим анализ самих основ социально-экономической модели современного общества. Я бы сказал, даже ее философских основ. Они оказались несостоятельными и к тому же примитивными: прибыль, потребительство, личный интерес. А ведь даже гуру современного монетаризма Милтон Фридман, с которым мне довелось встречаться, говорил, что человек — это не только Homo Economicus, а жизнь общества не ограничивается экономическими интересами.
В свое время я ставил вопрос о совместимости политики и морали. И в годы перестройки стремился действовать исходя из того, что они совместимы, что подлинная политика должна нести в себе моральный компонент. Думаю, именно поэтому, несмотря на ошибки и просчеты, которые у нас были, мы смогли вытащить страну из тоталитарной системы, впервые в истории России избежав на таком крутом переломе большой крови, смогли довести процесс перемен до рубежа, когда движение вспять стало уже невозможным.
Сегодня пришло время поставить вопрос о соотношении морали и экономики. Это трудный вопрос. Все мы понимаем, что бизнес должен приносить прибыль, иначе он гибнет. Но от утверждения, что «единственный моральный долг бизнесмена — обеспечивать прибыль» всего один шаг до лозунга «прибыль любой ценой». И если в области реальной, производственной экономики существует определенная прозрачность, традиции, профсоюзы и другие институты, позволяющие обществу все-таки влиять на процессы, то, как мы убедились в последнее время, в области «финансового творчества» таких институтов просто нет. Именно здесь — полное отсутствие гласности. И аморализм здесь приводит к страшным последствиям.
Симбиоз политиков и бизнесменов, которые на протяжении десятилетий продавливали отмену регулирующих механизмов и распространяли неолиберализм по всему миру, с «аналитиками», которые создавали дутые репутации подкармливавшим их компаниям, и теоретиками, имевшими на любую проблему единственный рецепт («долой регулирование, долой государство»), оказался не только разрушительным, но и нередко коррумпированным. Мы это видели в России, где нам эти рецепты навязывали поистине с маниакальным упорством в 1990-е годы, теперь увидим и во многих других странах.
Итак, мы являемся свидетелями обрушивания порочной и к тому же аморальной пирамиды. Мы просто обязаны думать о том, что должно прийти на смену нынешней модели. Я далек от призывов к ее разрушению «до основанья, а затем». У меня нет готовых рецептов. Понимаю необходимость постепенного, эволюционного процесса ее замены. Но в перспективе без новой модели не обойтись. И она не может основываться лишь на прибыли и потребительстве.
Я убежден, что в новой мировой экономике гораздо большую роль, чем сейчас, должны играть общественные потребности и «общественные товары». Это прежде всего потребность в здоровой окружающей среде, нормально функционирующей инфраструктуре, системах образования и здравоохранения, доступном жилье. Разумеется, для создания такой модели потребуются огромные усилия, потребуется интеллектуальный прорыв. Но без нравственного компонента любая система будет обречена. Это должны понимать политики, на которых ляжет главная ответственность за преодоление разгорающегося сейчас кризиса.
Бельгийцы верят государству
Дмитрий КОСАРЕВ, Брюссель
Несмотря на разбушевавшийся мировой финансовый кризис, сердце Европы — Брюссель — продолжает функционировать в штатном режиме без проявления признаков нервозности и истерии.
У любого приехавшего в Бельгию иностранца может в подсознании сложиться впечатление, что все эти экономические невзгоды происходят
На улицах не выстраиваются очереди к банкоматам, а испуганные и отчаявшиеся клиенты не осаждают офисы проблемных банков. Банки в свою очередь не вводят внезапно каких-либо дополнительных условий по уже выданным кредитам и не устанавливают ограничений на пользование своими кредитными и дебетовыми карточками, так же как и лимитов на снятие наличных.
Как удалось выяснить «РГ», спокойствие населения, особенно так называемого среднего класса, вызвано прежде всего уверенностью в том, что государство просто не позволит им потерять свои накопленные средства, даже какую-либо часть своих кровных. По заверениям многих собеседников, внимание местной общественности к разразившемуся кризису было повышенным лишь в момент его начала. Затем интерес населения к финансовому коллапсу постепенно угас. А сводки о падении тех или иных биржевых индексов или сообщения об очередном банкротстве какого-либо банка в новостных передачах радио и телевидения воспринимаются местными жителями весьма обыденно, примерно так же, как очередной прогноз погоды.
Но и жители Брюсселя отмечают, что «
Признаков жесточайшего финансового кризиса не удалось обнаружить и в офисе крупнейшего местного банка, о банкротстве которого было объявлено накануне. На провокационный вопрос корреспондента «РГ» о том, не собирается ли банк, в свете последних событий, прекращать свою деятельность, один из финансовых консультантов флегматично заметил, что это исключено в принципе. Более того, уже начат процесс по поглощению их банка одним из французских банковских «грандов», за спиной которого бельгийцам никакие кризисы не страшны. О том, что французы переживают те же самые проблемы, служащий банка предпочел не распространяться.
В очередь, сэр
Ольга ДМИТРИЕВА, Лондон
Вопреки разразившемуся кризису в Британии отмечен резкий рост потребления шоколада. Это плохой знак: давно известно, что аномальная тяга к сладкому провоцируется стрессами и всяческого рода переживаниями. Вот и депрессированные экономическими невзгодами жители Альбиона начали «заедать» свою горечь сластями.
Что ж, ешь ананасы, рябчиков жуй… А то, что наступает за «днем последним», как обещают здешние финансовые аналитики, будет длиться аж целых три года. Глубина пропасти, в которую кубарем покатилась вчера еще румяная британская экономика, столь впечатляюща, что дна пока не видно. Поэтому не приходится мечтать о скором восстановлении подорванных семейных бюджетов, рушащегося рынка недвижимости и усыхающего шагреневой кожей потребительского спроса. На днях было заявлено, что Британия
Только за два последних месяца свыше десятка моих знакомых потеряли работу в силу сокращения штатов или сворачивания фирм. Никто при этом не был предупрежден заранее: пришли утром в офис как обычно, а к обеду вышли на улицу с вещами.
Ханна, аналитик инвестиционного банка в Сити, которую уволили вместе с доброй половиной ее подразделения, попросила взять в аренду ее дом: ипотеку теперь не потянуть. Но
Кризис
Люди явно раздражены. И этой «мелочности», этого раздражения раньше здесь наблюдать не приходилось. Глазам своим не поверила, когда увидела, как аккуратные, задрапированные в изысканные костюмы, служащие Сити выстроились на прошлой неделе в гигантскую, получасовую очередь в мексиканский ресторан «Чиланго» на Флит-стрит. Этот ресторан объявил, что угощает желающих бесплатной едой. Зрелище цепочки финансистов, стоящих за «похлебкой», выглядело впечатляюще, особенно если вспомнить, что еще к прошлому Новому году служащим Сити направо и налево раздавались бонусы с пятью, а то и с шестью нулями. И ушам своим не поверила, когда услышала недавно в телевизионной передаче совет эксперта, как в кризисный период гражданам следует урезать расходы:
— не пользоваться душем, а просто полежать в ванной (в Британии платят за каждый литр воды) и спать в свитерах и теплых шарфах ради экономии на отоплении;
— посещать уличные концерты и выставки (бесплатные), покупать билеты в театр за час до начала представления (тогда они дешевле);
— ходить в музеи именно в тот день недели, когда в них пускают бесплатно.
Но, пожалуй, самым печальным вестником наступающих трудных времен является сообщение о том, что впервые за жизнь нынешнего поколения британцы стали экономить на еде. Экономят и бедные, и средние, и богатые. Экономят кто от нужды, а кто от страха.
Америка потеряла мечту
Юрий САЙКИН, Нью-Йорк
Всего за пару минувших недель многие американцы кардинально изменили свое отношение к финансовому кризису: на смену тревоге пришла паника. Корреспондент «РГ» побывал в самых разных местах Нью-Йорка и выяснил, что сегодня жители мегаполиса думают о финансовом кризисе и кого они винят в нем.
«Все, что сейчас происходит в стране, безусловно, ужасно, — сказал сотрудник патрульной службы Нью-Йорка Дэвид. — Я себе даже представить не мог, что все так далеко зайдет. Американцы, к сожалению, стали реально чувствовать, что такое кризис только сейчас. Снижение пенсий, зарплат, увольнения — теперь от этого никто не застрахован. Никаких гарантий того, что завтра не «рухнет» очередной банк, нет».
Финансовый эксперт Ари начал нашу беседу с шутки: мол, кризис позволил ему чаще быть в кофейне единственным посетителем. «Многие, — продолжил он уже всерьез, — винят в кризисе нас, то есть тех, которые занимались финансовым развитием компаний и банков. Однако я себя виновным готов признать лишь отчасти. Все понимали, что кризис рано или поздно случится, просто никто не мог предсказать примерную дату. Виноватых, как ни странно, на мой взгляд, нет. Главное не то, что случилось, а как из этого выбираться. Несмотря на государственную помощь, финансовая система не может в один момент проснуться здоровой и начать работать исправно».
А Крис, сотрудник организации бездомных Нью-Йорка, обвиняет во всем случившемся самих американцев. Сначала они вкладывали деньги в какие-то проекты, а потом стали забирать их обратно. Но и банкиры с Уолл-стрит сыграли свою зловещую роль — играли деньгами людей, крутили их, зарабатывали или теряли, а в итоге случился кризис. Виновато и правительство, считает Крис, которому всегда было наплевать на людей. «Я был бездомным еще до кризиса. Но часть людей, которые теперь работают у нас, потеряли работу недавно. Это не шутка, к нам пришел парень, который разрабатывал компьютерные программы.
Парижане скупают «наполеондоры»
Вячеслав ПРОКОФЬЕВ, Париж
Этот район во втором округе Парижа вокруг столичной биржи знают все горожане. Многочисленные улочки еще в позапрошлом веке облюбовали филателисты и нумизматы, открывшие там свои магазинчики. Немного позднее они получили право торговать золотыми монетами и слитками, чем и занимаются до сих пор.
К слову, еще пару месяцев назад эти торговые точки больше походили на лавки древностей, где в основном хвастались редчайшей маркой или же приценивались к старинному серебряному талеру.
Сейчас картина совершенно иная: от клиентов нет отбоя. Правда, свежеиспеченные коллекционеры — совершенно иного толка. И движет ими в первую очередь желание спасти свои накопления. Со страхом они решили бороться давно испытанным средством — скупая золото.
То, что многие французы потянулись к «золотому тельцу», подтверждает потирающий от удовольствия руки Серж Сиово из конторы «Сан-Марк коллексьон».
— Мой оборот увеличился в несколько раз, — говорит он. — Последний раз такое я видел в 1981 году, когда к власти пришел Франсуа Миттеран и многие состоятельные люди собирались бежать из страны, предварительно превратив франки в драгметалл. Сейчас же народ к нам ломится
У соседки Сержа Корин Момами, работающей в лавке «АВД Голд Тим», спрашиваю, что больше всего в ходу.
— Золотые «наполеондоры». Эти 20-франковые монеты выпускались с 1803 по 1914 год,— делится со мной Корин. — Вес «наполеондора», а они, кстати, пришли на смену знаменитым «луидорам», которыми расплачивались во времена мушкетеров, шесть с половиной граммов при пробе 0,900. Сколько стоит монета?
Кстати
Не в меньшем фаворе у покупателей и килограммовые золотые слитки. Сейчас они идут по 20—21 тысячу евро за штуку, а не так давно цена была на треть ниже.
