Богатеи или нищеброды: третьего не дано?

Падение доходов россиян четвертый год подряд привело к тому, что численность среднего класса сократилась, его состав изменился, и впору вообще сомневаться, остался ли он в России.

Экономисты уверенно говорят о сокращении доли среднего класса за последние годы. И это тревожный сигнал, учитывая, что средний класс является основой общества. Правда, если подойти к этому определению с классической меркой, то окажется, что этой основы у нас практически нет, как не было ее и раньше. И кризис-то тут ни при чем. Проблема российского среднего класса — в другом.

Средний класс беднеет сильнее остальных

По данным ВШЭ, за три года кризиса падение доходов населения составило 12,8%. А накопленная инфляция за то же самое время выросла на 25,8%. Кризис отразился практически на всех слоях населения (в наименьшей степени от него пострадали самые богатые). Но наиболее чувствительный удар пришелся именно по людям со средним достатком.

По данным Росстата, последние два года индексация зарплат касалась преимущественно самых низкооплачиваемых и самых высокооплачиваемых работников. У самых низкооплачиваемых это, в частности, объяснялось ростом МРОТ. А вот индексация зарплат у лиц со средним уровнем дохода (тех, кто попадает в децильные группы с четвертой по девятую) оказалась ниже накопленной инфляции. В последнем выпуске «Индекса Иванова» (проект Sberbank CIB, посвященный экономическому поведению россиян со средним доходом), который анализирует ситуацию за ноябрь 2017 года, также говорится о том, что «самый значительный рост заработков» наблюдается «у лиц с высокими доходами».

За годы кризиса среднему классу не пришлось, как малообеспеченным, сокращать первичные потребности. Но считается, что именно средний класс наиболее чувствителен к снижению качества жизни — потому что у него есть возможность выбирать качественные товары и услуги. Россияне со средним достатком чаще всего экономили на покупке одежды и обуви (с этим пришлось столкнуться 54% тех, чей среднедушевой доход в семье составлял 14,5 тыс. рублей в месяц, и 46% тех, кто обладает доходом от 23,8 тыс. рублей в месяц на человека). Им пришлось экономить на продуктах питания (45% и 36%) и отдыхе (42% и 45%). Они также стали массово экономить на досуге (35% и 34%) и дорогостоящих товарах длительного пользования (32% и 27%), приводит данные заведующая Центром стратификационных исследований Института социальной политики ВШЭ Светлана Мареева.

При этом экономисты обращали внимание на парадокс 2017 года: при продолжающемся падении доходов потребление стало расти. Один из возможных ответов, почему это произошло, — банальная неточность статистики. Но есть и другой: потребление росло преимущественно за счет банковского кредитования: задолженность физлиц по банковским кредитам выросла в 2017 году на 1,01 трлн рублей, в том числе по потребительским кредитам — на 0,56 трлн рублей.

Кризис привел к сокращению численности среднего класса. Значительная доля населения не сумела сохранить средний уровень достатка и скатилась вниз, в группу малообеспеченных россиян. Но насколько именно сократилась численность среднего класса? Чтобы ответить на этот вопрос более-менее четко, надо сначала определиться, что же мы понимаем под средним классом в России. Оказывается, единого понимания этого термина в нашей стране нет.

Средний класс: три О, но не ООО

Достаток, социальный статус и самоидентификация — вот три главных отличительных признака среднего класса. Иногда это определяют через три О: обеспеченность, образование, отношение.

Это классическое определение, используемое в нашей стране, и к нему есть много претензий. Доходы выше среднего, высокий социальный статус, квалификация и причисление себя к среднему классу еще не являются гарантией вхождения в этот слой, считает директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Татьяна Малева. Некоторые эксперты полагают, что для отнесения к среднему классу достаточно обладать хотя бы одним из этих признаков. Но каждый из этих критериев в России настолько размыт, что трудно выделить группу, ему отвечающую.

Например, что мы считаем достатком?

Если оценивать средний класс по одному из критериев, то разброс в размере этой группы в России становится слишком большим: в нее попадают от 4,1% до более чем 80% населения России. В первом случае — если применять критерии материального положения, принятые в западных странах, во втором — если спрашивать само население или применять методику Всемирного банка.

В 2006 году проводился опрос сельского населения Красноярского края: оказалось, что более 80% опрошенных относят себя к среднему классу. Такая самооценка связана с низкими стандартами потребления: действительно, если у деревенского жителя есть свой дом и свой огород, лес полон ягод и грибов, а в реке можно наловить рыбы, то чем он не средний класс? Тем более если большинство людей вокруг него живут примерно так же — то есть респондент существует на вполне себе среднем уровне.

Или, например, взять лишь критерий социально-профессионального статуса среднего класса. Семья соответствует ему, если более половины ее взрослых членов имеют высшее образование, кто-то из них находится в статусе руководителей или специалистов высшей квалификации или является индивидуальным предпринимателем, владельцем малого бизнеса. Среди жителей Москвы под этот критерий попадают 32%, приводит пример заведующая Центром анализа доходов и уровня жизни Института социальной политики ВШЭ Алина Пишняк. Однако исторически сложилось так, что профессии с высоким социальным статусом в нашей стране, даже в столице, не всегда оплачиваются хорошо. Поэтому врач или учитель может оказаться на границе с малообеспеченными слоями.

По оценкам Института социологии РАН, к среднему классу в России сегодня можно отнести 28 млн человек, или около 20% россиян. С этой оценкой соглашаются многие социологи, уточняя, что среди городского населения этот показатель может достигать 30%. Что интересно, показатель 20% среднего класса называли еще непосредственно перед кризисом 1998 года (таковы были результаты исследования Российского независимого института социальных и национальных проблем (РНИСиНП) по заказу Фонда им. Эберта), и он оставался стабильным до кризиса 2014 года. Последние три года численность среднего класса стала сокращаться.

Однако в реальности доля «настоящего» среднего класса, то есть тех, у кого хватает ресурсов, чтобы не скатиться в нижние группы во время кризиса, гораздо меньше и вряд ли превышает 7%, отмечает Малева.

Если же говорить о ядре среднего класса, то есть тех, кто имеет доходы выше среднего, сбережения и недвижимость, высшее образование, работу, не связанную с физическим трудом, и, наконец, просто причисляет себя к среднему классу, то их еще меньше. По мнению Алины Пишняк, к ядру среднего класса в 2000 году относилось 4,1% россиян, потом их доля выросла до 6% в период 2007—2010 годов, но затем начала сокращаться и сейчас находится на уровне 5,1%.

Однако такой полный подход к оценке среднего класса в нашей стране мало распространен. Чаще всего при оценке среднего класса, его потребительского поведения ограничиваются материальной составляющей. Уровень образования, профессия и самоидентификация редко принимаются в расчет. Таким образом, понятие среднего класса сводится к понятию среднего достатка.

Впрочем, и понятие среднего достатка вызывает слишком много вопросов.

Деньги — это важно

Всемирный банк относит к среднему классу тех, кто имеет доход от 10 долларов в день по паритету покупательной способности. Но даже во времена кризисов к таковым в России относилось до 90% населения.

По стандартам развитых стран, экономические требования к среднему классу — ежемесячный доход в 2—2,5 тыс. долларов, жилье от 40 кв. м общей площади и 2—3 автомобиля на семью. И это далеко обгоняет критерии, которые применяет официальная российская статистика. У нас в средний класс могут попасть семьи, где на душу населения приходится меньше 20 тыс. рублей ежемесячного дохода, 21 кв. м общей площади и половина автомобиля на всю семью.

Впрочем, социологи применяют более строгие критерии. По мнению Алины Пишняк, материальные требования к среднему классу в Москве составляют: доход — не менее 60 тыс. рублей на человека, сбережения — от 60 тыс. (в идеале сумма, достаточная для жизни на период нескольких месяцев), жилье — не менее одной комнаты на человека, определенный уровень имущественной обеспеченности (наличие авто, компьютера и пр.). Таким критериям соответствуют 25% жителей Москвы.

Светлана Мареева делит россиян, получающих средний уровень дохода, на две подгруппы: к нижней подгруппе относятся те, кто имеет 0,75—1,25 медианного среднедушевого дохода в стране, к верхней — те, кто имеет 1,25—2 медианных среднедушевых дохода. Все вместе это составляет более половины населения страны. Правда, состав россиян со средним доходом такой различный (по уровню образования, потребительской модели и прочим факторам), что объединять их в некий класс, выстраивать на анализе их поведения и трат какие-то модели и делать какие угодно выводы не представляется возможным, предупреждает сама Мареева.

Безусловно, экономическая составляющая среднего класса важна, и в акценте на ней есть своя логика. Представители среднего класса имеют свободные средства и могут выбирать, как их тратить. То есть реализовывать на практике различные потребительские модели. На большинстве потребительских рынков именно средний класс является самым массовым покупателем. Поэтому именно он определяет перспективы развития этих рынков.

Взять, например, ситуацию с банками. В 2017 году произошел рост кредитования физлиц и одновременно снизился приток средств на счета и депозиты. В итоге в 2017-м население перестало быть чистым кредитором банков. И в 2018 году банкам придется принять во внимание этот факт в стратегии своего развития.

Оживление потребительских рынков, вызванное ростом кредитования, в первую очередь было заметно на авторынке. Выдача кредитов на покупку автомобилей за 11 месяцев 2017 года увеличилась на 40%, приводит данные Frank RG. Всего за январь — ноябрь было продано 1,43 млн легковых и легких коммерческих автомобилей, что на 12% выше, чем в 2016 году, сообщают в Ассоциации европейского бизнеса (АЕБ). Это далеко от показателей рекордного 2012 года, когда россияне купили 2,9 млн машин, но все же может указывать на некие экономические тенденции ближайших лет.

Кроме того, именно представители среднего класса первыми осваивают инновационные формы поведения, в том числе потребительского, и потом транслируют эти модели в остальные социальные группы.

Тем не менее сводить средний класс к среднему потреблению в корне неправильно. И вот почему.

Силовики и здесь все захватили...

В апреле минувшего года ученые из ВШЭ сообщили, что кризис поменял саму структуру среднего класса. За последние десять лет в них существенно увеличилась доля работников силовых структур, а также сферы образования и здравоохранения, то есть бюджетников. Если в 2007 году на эти три категории приходилось 29,6%, то в 2015 году — 40,2%, подсчитала Алина Пишняк. Например, доля работников силовых структур в среднем классе выросла почти вдвое — с 5,4% в 2007 году до 9,5% в 2015-м. Одновременно сокращается доля работников науки и культуры, а также различных видов бизнеса — промышленности, торговли, строительства и др.

Эта смена состава прекрасно иллюстрирует, почему нельзя определять средний класс только через уровень достатка. Хотя, возможно, именно такая оценка выгодна властям: чтобы средний класс выглядел как массовая социальная группа, на которую власть может опереться.

Такой группой в советские годы был рабочий класс. Создать ему замену в полном смысле не получилось, но использовать образ среднего класса в тех же целях — почему бы и нет? Еще в далеком 2004 году академик РАН Руслан Гринберг сказал слова, удивительно актуальные и сегодня: «При отсутствии в России среднего класса почти половина населения отождествляет себя со средним классом — то есть более или менее довольны жизнью, что еще больше укрепляет уверенность власти в правильности своего поведения».

Но почему ни наши силовики, чья доля среди людей среднего достатка растет, ни 20% населения со средним уровнем доходов — это все равно не средний класс?

Не обыватели

За словами о социальном положении и самоидентификации — двух из трех основных критериев среднего класса — скрывается нечто большее, чем работа менеджером среднего звена и уверенность, что ты живешь не хуже остальных.

Средний класс — не просто обладатели определенного размера собственности (не узкий слой сверхбогатых и не люмпены), но и носители базовых ценностей гражданского общества — личного достоинства и независимости, основанной на самоуважении, самостоятельности в оценках, общественно-политической активности. Они обладают иммунитетом к социальному манипулированию и имеют все то, что делает средний класс основой гражданского общества.

Именно таков средний класс на Западе. И именно таким его охарактеризовал в 1954 году германский экономист, будущий канцлер ФРГ Людвиг Эрхард, заложивший основы современной социально-экономической системы Германии: средний класс — это «граждане, которые готовы нести за себя ответственность и обеспечить свое существование собственным результативным трудом. Качественными признаками достоинств среднего класса являются чувство собственного достоинства, уверенное и стабильное социальное положение, независимость существования и суждений, смелость поставить свое существование в зависимость от результативности собственного труда и желание заявить о себе в свободном обществе и свободном мире».

Похожее определение давал первый премьер-министр (а позже министр экономики) Эстонии Эдгар Сависаар: «Для среднего класса характерны относительно высокое качество жизни, высокий уровень образования и хорошая подготовка по специальности, конкурентоспособность на рынке труда, создающая чувство безопасности, умение самостоятельно получать, анализировать и обобщать информацию о событиях, происходящих в стране, эффективная самореализация в обществе, активное воздействие на значимые социальные процессы, высокое чувство миссии, ориентация не только на себя и свою семью, но и на общество в целом».

То есть собственность, достаток и положение в обществе становятся не только источником приятного потребления, но и базой, позволяющей заявлять властям об общественном договоре.

Много ли у нас таких представителей среднего класса? Можно ли тех же силовиков назвать самостоятельными на рынке труда и независимыми в поиске и анализе информации? Насколько продолжающийся кризис способен изменить долю настоящего среднего класса? Что вообще может ее увеличить? И главное, нужен ли такой «классический» средний класс сегодняшней России? Пока все эти вопросы остаются без ответа.

Милена БАХВАЛОВА, Banki.ru