Возглавлявший в начале 2000-х годов Федеральную комиссию по рынку ценных бумаг Игорь КОСТИКОВ недавно создал общественную организацию «Финпотребсоюз», задача которой — отстаивать интересы клиентов финансовых институтов. В интервью порталу Банки.ру он рассказал, какие законы нужно принять в России, чтобы обеспечить защиту прав потребителей, на что чаще всего жалуются люди и почему клиентоориентировнность банков на деле лишь маркетинговый ход.
— Вы известны финансовому рынку как последний руководитель Федеральной комиссии по ценным бумагам. Почему решили сейчас заняться защитой прав граждан?
— На самом деле это очень мало отличается от того, чем я занимался. Если помните, мы в ФКЦБ ставили перед собой задачу привлечь внутреннего инвестора на рынок ценных бумаг. Развитие финансового рынка, рост инвестиций в нашу экономику, превращение Москвы в мировой финансовый центр невозможно без внутреннего инвестора. Если наш потребитель, несущий свои деньги на рынок, не доверяет финансовым продуктам или доверяет очень ограниченному их количеству, а это в основном банковские депозиты, по которым есть страхование, то, конечно, возникает серьезная проблема для экономики.
В то же время совершенно очевидно, что государство не раз наказывало наших граждан за желание довериться ему — начиная со второй половины 1980-х годов. Есть и теоретическая сторона этого вопроса, потому что не только у нас, но и в любой стране с рыночной экономикой потребитель — всегда слабая сторона. Это очевидно, поскольку у любой финансовой организации гораздо больше возможностей для того, чтобы справиться со своим клиентом, чем у потребителя в отношениях с финансовым институтом. Поэтому мы и говорим об информационной, договорной, законодательной диспропорциях, сформированных в пользу фининститутов.
Создание такого института гражданского общества, как наш, вполне назрело. Подобные структуры существуют на Западе. И я считаю, что это сегодня может способствовать появлению необходимого доверия на рынке. Ведь все мы потребители, в том числе работники банков и финансовых организаций, а значит, сможем привлечь этих работников в качестве добровольцев по программам, которые собираемся развивать.
— И что это за программы?
— Первое — общественные приемные, которые позволяют обратить внимание на конкретные текущие нужды людей. Они у нас уже работают в Москве и некоторых регионах. Можно оставить жалобу и на нашем сайте. Второе — мы предполагаем развитие клубов финансовой грамотности. Сейчас, конечно, о ней не говорит только ленивый, но, к сожалению, воз и ныне там, не движется — нет ничего, несмотря на эти многочисленные разговоры. Финансовые институты, которые бодро объявляют о поддержке финансовой грамотности, на самом деле занимаются прямым маркетингом своих услуг. Также работаем сейчас над совершенствованием положения о третейском суде и над системой медиации в соответствии с новым законом о медиации, которым мы весьма недовольны.
Финансовые организации, естественно, прописывают в качестве третейских судов, которые будут разбирать жалобы, те суды, что им удобны. В России существуют в основном предпринимательские организации, а потребительских нет. Возьмите банковские ассоциации, саморегулируемые организации — это все предпринимательские союзы. Таким образом, выбирая предпринимательскую организацию, предприниматель всегда понимает, что он может рассчитывать на определенные преимущества в пределах ее третейского суда. Еще одна проблема: у нас нет независимого третейского суда для потребителей, которому можно доверять. Поэтому и нет на рынке столь необходимой атмосферы доверия.
— Какие изменения, по вашему мнению, необходимо внести в законодательство, чтобы повысить уровень защиты потребителей?
— Во-первых, прописать в Административном кодексе ответственность организаций — производителей и поставщиков финансовых услуг. Потом эти новые положения можно применять в суде. Сейчас нарушения банков ликвидируются следующим образом: Роспотребнадзор пишет письмо в Центральный банк, тот начинает разговаривать с банком, но собственных рычагов воздействия на банк у ЦБ, кроме моральных, нет. Говорить о максимально возможной мере наказания — отзыве лицензии, наверное, неправильно, потому что это затрагивает огромное количество вкладчиков. А вот предусмотреть существенные штрафные санкции за нарушение прав потребителей, я полагаю, вполне оправданно.
Во-вторых, необходим закон о банкротстве физических лиц. Думаю, населению нужно разъяснить преимущества и ответственность, которые возникают исходя из этого закона. И для банков институт банкротства физлиц станет полезным, поскольку в целом повысит надежность банковской системы.
— В России коллекторы работают вне правового поля. А рассмотрение соответствующего законопроекта откладывается…
— С одной стороны, надо регулировать деятельность коллекторов, с другой — принять закон о банкротстве физических лиц. Это две стороны одной медали. Нельзя вводить законодательство о коллекторах без закона о банкротстве физлиц. Потому что это сразу повлечет за собой огромные последствия в социальной сфере: мы прекрасно понимаем, что будут делать коллекторы, получив права. У нас возникнет еще один институт, который по своему воздействию будет очень похож на судебных приставов. Без принятия закона о банкротстве физического лица невозможно иметь нормальную социально защищенную финансовую систему. Ведь его суть как раз и заключается в защите должника от действий кредитора.
— Каким образом вы будете продвигать свои законодательные инициативы?
— Будем продвигать их через соответствующие органы власти. В частности, мы обратились к председателю комитета по экономической политике Госдумы и председателю комитета по бюджету Совета Федерации.
— Когда, по вашему мнению, эти законопроекты будут приняты?
— Я думаю, в течение 2—2,5 года, не раньше. Госдума сейчас завалена законопроектами, которые депутаты нынешнего созыва должны утвердить до своего ухода. И там нет ни закона о банкротстве, ни закона о коллекторах, ни законопроектов, меняющих систему судебных издержек. Отмечу также проблему институтов гражданского общества на финансовом рынке. Сейчас есть два закона, которые обеспечивают нашу деятельность, — об общественных организациях и о защите прав потребителей. Так вот, закон о защите прав потребителей довольно нечеткий, потому что много раз дополнялся и изменялся, был принят еще в 1992 году. Наверное, наступил момент, когда нужно посмотреть, что необходимо сделать для обеспечения позиции институтов гражданского общества в сфере защиты интересов потребителей.
— С какими жалобами к вам чаще всего обращаются граждане?
— Разные есть жалобы. Есть обоснованные, которые мы пытаемся решать на уровне взаимодействия с соответствующими финансовыми институтами. Есть, к сожалению, те, что сегодня невозможно удовлетворить в рамках закона. Например, вопиющие истории, когда потребительские кредиты в большом количестве выдавались людям, которые не в состоянии их вернуть. В результате родственники оказались в ситуации, что их могут выселить из единственного жилья. Это проблема, и на сегодняшний день ее решения не существует. Не могу сказать, что это массовая проблема, но она системная, и без принятия закона о банкротстве ее вряд ли удастся разрешить.
— Каков механизм работы по жалобе потребителя?
— Мы сами обращаемся в соответствующую организацию, если нас устраивают отношения с ней. Кроме того, у нас заключены соглашения о взаимодействии со всеми предпринимательскими организациями, работающими на рынке финансовых услуг. И мы работаем с ними. Есть у нас возможность обратиться и к финансовому омбудсмену Павлу Медведеву. Наконец, последняя возможность — вместе с клиентами пойти в суд, чтобы решить проблему там.
— Сейчас многие банки говорят о своей клиентоориентированности, о том, что нужно слышать клиента…
— Это всего лишь метод маркетинга. Можно это называть и клиентоориентированностью, но задача в том, чтобы, выслушав клиента, «впарить» ему очередной банковский продукт. Я не против этого, однако, когда мы говорим на уровне руководства банков, тут один подход, а когда дело доходит до исполнителей, совершенно другая ситуация: менеджеру нужно продать продукт, чтобы получить свой бонус. И там эта клиентоориентированность выглядит несколько иначе.
— Вы работаете с потребителями банковских, инвестиционных и страховых услуг?
— Не только. Мы работаем и по оценке активов населения, которые связаны с залогами и т. д., с ломбардами. То есть очень широкий круг финансовых институтов попадает в сферу деятельности нашей организации.
— Могли бы вы определить основные пробелы граждан в финансовых знаниях? Что люди не понимают из того, что должны были бы понимать?
— Ничего не понимают. К сожалению, финансовые институты вводят граждан в еще большее заблуждение. Если я начну вас спрашивать, то, боюсь, и у вас возникнут проблемы. Вопрос заключается в том, для чего нужны финансовые продукты. У вас есть семейный финансовый план?
— Да.
— Вы планируете на долгую перспективу? Когда будете покупать квартиру? Когда будете отправлять детей на учебу? Откуда будете финансироваться, какие инструменты и защиты от рисков используете? Вот это у вас все есть? Какие формы кредитования, какие формы депозитов удобнее?
— У меня есть понимание структуры своих доходов и расходов.
— Но плана как такового у вас нет.
— Как такового плана, расписанного на годы, нет, потому что мы живем в России.
— Вот в таких странах, как Россия, он в первую очередь и нужен. Потому что существует определенный фактор нестабильности. И, для того чтобы его преодолеть, нужно все риски считать. Вот мы с вами и приходим к тому, что проблема финансовой грамотности возникает у всех. И я не исключение.
— У вас тоже нет плана?
— Нет, конечно. Я представляю свои главные расходы на следующие два года, но не более того.
— Вы руководили ФКЦБ, у вас был собственный бизнес, сейчас занимаетесь общественной деятельностью. Вы себя кем чувствуете — бизнесменом, чиновником, общественным деятелем?
— Чиновником я давно не являюсь. У меня сохранился небольшой бизнес, но он не связан с финансами. Кроме того, я руковожу Институтом фондового рынка.
— В конце прошлого года очень активно обсуждался вопрос объединения ФСФР со страхнадзором. Вы считаете, это правильно?
— Сделать можно все что угодно. Вопрос, с какой целью, чего мы хотим добиться. Потому что можно вообще ликвидировать все ведомства и не заниматься регулированием фондового рынка. Понимаете, когда начинают играть роль ведомственные интересы, развитие заканчивается. И все эти разборки ничего позитивного рынку не принесут. Объединить можно позитивно, можно негативно, но я здесь не вижу никакого логического смысла. Возвращаясь к теме мегарегулятора, которая в свое время поднималась, могу сказать, что я был активным ее противником. Последний в мире крупный мегарегулятор прекратил своей существование в Великобритании 1 января нынешнего года.
— Что, по вашему мнению, удалось и не удалось сделать ФСФР за время своего существования?
— Не хочу останавливаться на этом, обсуждать, что можно было сделать и почему этого не было сделано. Я не могу сказать, что это следствие неправильной политики ФСФР. Возможно, это политическая и административная ситуация. Но, к сожалению, за эти шесть лет прорывных вещей сделано не было.
— В октябре ФСФР отозвала лицензию у компании АВК, которая долгое время принадлежала вам. Вы к ней в последнее время имели какое-то отношение?
— Я имел к ней отношение последний раз года три-четыре назад, когда английские владельцы АВК обратились ко мне за помощью, потому что у них ее украли. Я попытался им помочь, но не смог и больше этим не занимался.
— Жалеете, что ФКЦБ прекратила свое существование?
— Не могу сказать, что это умный шаг. Он был продиктован исключительно ведомственными амбициями, никакой логики административной реформы в этом не было. Например, ФСФР до сих пор не может набрать того веса и влияния, какие были у ФКЦБ.
— Если бы вас сейчас позвали на госслужбу, пошли бы?
— На финансовый рынок точно бы не пошел. Наелся.
Беседовала Наталья РОМАНОВА, Banki.ru
