Павел Шитов: «Банки подталкивают к манипуляциям»

​

В середине декабря у Смоленского Банка была отозвана лицензия с формулировкой регулятора: «Финансовое оздоровление невозможно из-за низкого качества активов». Свое видение ситуации «Б. О» изложил председатель совета директоров банка Павел Шитов.

— Павел Николаевич, как банк из топ-130 в одночасье оказался без лицензии? Его утянул за собой Мастер-Банк? Были внутренние проблемы? Рисовалась отчетность?

— У Смоленского Банка отозвали лицензию в связи с потерей ликвидности. И Центробанк упрекнуть здесь не в чем: банк, не имеющий ликвидности, долго существовать не может, ведь не выполняются его основные функции — осуществление платежей и обслуживание клиентов, а значит и банком он не является, независимо от наличия лицензии.

В Смоленском Банке был настолько широкий сегмент VIP-банкинга, что очевидно это вызвало подозрения в его реальности у Центробанка. И именно VIP-клиенты, когда возникла угроза банкротства, начали вывод средств, в результате чего мы лишились ликвидности.

Но еще раньше на ситуацию последовательно оказали влияние несколько негативных факторов. Так, с сентября прошлого года в Смоленске против нашего банка, очень популярного в регионе, губернатором области Алексеем Островским была предпринята серия информационных атак, основной целью которых было убедить население, что Смоленский Банк вовсе не уважаемое кредитное учреждение с многолетней историей, а, ни много ни мало, финансовая пирамида.

— Он не любит ваш банк, все банки, или у него есть в регионе личный банк и собственные интересы?

— Должно быть, именно так губернатор понимает свои обязанности в регионе. В то время, возможно, в правительстве уже говорили о банковском кризисе, но губернатор этого не слышал и не осознавал в полной мере.

Такую личную неприязнь испытываю!

— В суд вы на него не подали?

— Нет. Нам было, чем заниматься. Эта кампания на положение банка в регионе не повлияла. Но в ноябре последовало рядовое событие — выемка документов по делу одного из клиентов.

— Почему вы характеризуете это событие, как рядовое?

— В банках часто проводят обыски, но это не влечет за собой избыточного освещения в прессе. А тут даже в новостях на «Первом канале» в прайм-тайм прошел сюжет о Смоленском Банке, новость также попала в топ «Яндекса»…

Мы анализировали ситуацию, как такие новости освещаются обычно относительно других банков, и уверены, что это была одна из составляющих кампании против банка. Зачем и в чьих интересах — мы можем только догадываться.

А 20 ноября случился отзыв лицензии у Мастер-Банка, клиентом платежной системы которого был Смоленский Банк. Как в Москве, так и в Смоленске было приостановлено обслуживание банковских карт. Особенно трудной эта ситуация оказалась для Смоленского региона, ведь там каждый третий был обладателем нашей карты. Кроме того, 20 ноября — день аванса в Смоленской области. И наши клиенты, привыкшие снимать в банкоматах и терминалах (которых, к слову, у нас было в области 75 и 400 соответственно) минимальные суммы, а в основном пользоваться безналичным расчетом, остались без средств, что привело к определенному ажиотажу.

— Информационные атаки продолжались?

— К тому моменту я, осознавая, что поводом, возможно, является личная неприязнь губернатора, нашел инвесторов и продал свои акции [сделка по продаже пакета в 30,61% завершена в начале декабря 2013 года — прим. «Б. О»]. После продажи акций тональность выступлений губернатора резко изменилась, он заявил, что спасает банк, где все наладилось, и он уже не «пирамида». И целых три дня его «спасал». Но банковский бизнес — хрупкий механизм.

Лично я вижу причину объявленной нам информационной войны в том, что губернатор Смоленской области — член ЛДПР, а я был в свое время спонсором партии, и после уплаты взносов меня через два дня из партии исключили, как всегда — с обвинениями…

Разница в представлениях

— В промежутке между тем, как вы потеряли ликвидность и у банка отозвали лицензию, были некие переговоры с ЦБ. Почему вам отказались помогать?

— Обратившись к ЦБ, мы изложили свое видение: сколько нам необходимо денег, почему именно столько, план действий. Но у Центробанка есть свои представления о том, каким должен быть банк. Вероятно, они отличны от наших.

— Обычно ЦБ комментирует так: те активы, которые мы увидели в банке, несоответствующего качества. Что именно было не так у вас? Подвели кредиты аффилированным лицам?

— Сейчас «модным» активом в банке считаются потребительские кредиты. Монолайнеры считаются легко анализируемыми. Мы же считаем, что любое направление опасно, если оно одно. Банк должен быть глубоко диверсифицированной структурой: и по потребительским кредитам, и по заемщикам, и по отраслям.

Еще есть такое явление, как «бизнес собственника», и это — предмет многолетних дискуссий с Центробанком. Его сейчас используют как жупел: допускать бизнес собственника нельзя, а если он в банке есть, за это надо карать.

— А под «бизнесом собственника» вы что имеете в виду? Кредиты аффилированным компаниям?

— В Центробанке часто говорят о «бизнесе собственника», но определения не дают. Как, впрочем, и тому, что такое ФПГ.

Я являлся крупным собственником банка и занимался своим бизнесом, причем банковским. Как-то господин Сухов [зампред Банка России, курирующий надзорный блок. — прим. «Б. О»] попытался пояснить рынку, что же нужно ЦБ. «Мы хотим, чтобы бизнес был финансовый», — сказал он, приведя пример, что если банк купил здание и сдает его в аренду, пусть это и очень доходно, но ЦБ будет считать это незаконным. Пожалуй, это было самое внятное высказывание.

Могу предположить, откуда «ветер дует». До кризиса 1998 года владельцы тех предприятий, которые выжили и процветали в условиях новой экономики, насоздавали очень много банков. А в кризис пожертвовали ими, чтобы свой бизнес спасти. Вспомним: «МЕНАТЕП» умер — «ЮКОС» выжил, ОНЭКСИМ Банк умер — «Норникель» до сих пор жив.

Видимо, Центробанк считает, что подобное возможно и сейчас, а значит с этим явлением надо бороться. К вопросу о том, хороший это надзор или плохой: надзор ничем не лучше, чем банки, а банки ничем не лучше, чем экономика. Все соответствует своему уровню развития. В надзоре есть хорошие тенденции и не очень — как и везде.

Появляется масса запретов

— Какие тенденции, по-вашему, хорошие?

— Растут детальность и оперативность, а надзор совершенствуется — это не может не радовать. А самая опасная тенденция — рассуждения типа: в таком-то банке, когда он обанкротился, деньги вывели с помощью покупки векселей фирм. А давайте-ка запретим покупку векселей фирм вообще.

Подобных примеров много, появляется масса запретов. «Любимая» в банковской среде 254-я инструкция — документ, где регулятор попытался формализовать неформализуемое. Весь спектр предприятий со своими особенностями загнан в маленькую табличку из пяти уровней финансового положения и пяти уровней качества обслуживания. Исходя из положения в таблице, меняется резерв и в весьма больших пределах.

Осуществить это на практике невозможно, а инструкция обязывает. И это, конечно же, мешает. У нас были собственные, не вписывающиеся в инструкцию, но экономически обоснованные методы работы.

— Например?

— Например, реструктуризация кредита. Центробанк, видимо, считает, что кредиты реструктуризируются только в случае, когда по ним не платят, а значит это нужно для того, чтобы скрыть истинное положение компании.

Но мы считали, что при финансировании банком длинного проекта, допустим, рассчитанного на пять лет, надо иметь рычаги влияния на выполнение промежуточных этапов. Наша судебная система так устроена, что если мы дадим кредит на год, в первом же квартале увидим, что обещания не выполняются и поймем, что кредит нам заемщик и не вернет, придется ждать еще три квартала. Суд в таких случаях говорит: «Вам проценты платят, и хорошо!» А у клиента уже полным ходом идет банкротство. Такова практика.

Смоленский Банк давал кредиты на квартал и продлевал их. А Центробанк считал, что мы их реструктурируем. В инструкции нет способа делать так, чтобы выполнять все условия и не нести колоссальные потери.

Или, например, залоги. В законодательстве есть все определения справедливой стоимости, но не более 50% залога — за все (кроме госбумаг, которые клиенту незачем закладывать), я могу отнести на корректировку резервов. У нас был клиент, который торговал модной одеждой, для него и 20% номинальной стоимости товара — много. А есть такие залоги, по которым 20% скидки — это много, например, автомобили. Автодилеру я не могу дать кредит под 50% от стоимости: машины настолько высоколиквидный товар, что надо давать на 90%.

В результате банки начинают манипулировать отчетностью: оценивают партию машин вместо реального 1 млн долларов в 1,5 млн.

Легче обойти

— Так начинается «рисование» отчетности? И этим грешат все банки, включая Сбербанк?

— Все. Банки подталкивают к манипуляциям, и в итоге в банковской системе накапливается критическая масса. Легче обойти. А когда количество обхождений становится очень большим, это вызывает проблемы.

— У кого?

— Все банки устроены примерно одинаково. Если у 10 банков отозвали лицензию и обнаружили, что недоначислены резервы, значит у всех они примерно в таком же состоянии. У кого-то чуть больше — у кого-то чуть меньше.

Это системные проблемы, иначе почему не вводят статью за фальсификацию отчетности? С нашей правоприменительной практикой работников в банки найти будет все труднее. Человек часто предполагает худшее.

Если задуматься, какие сейчас прецеденты на рынке? Минобороны что-то продало за 80 млн, а оценщик посчитал, что имущество стоило 220. Как он посчитал? А если банкир посчитает стоимость имущества в 100 млн рублей, а Центробанк его оценит в 90 млн, это будет фальсификация или нет? Такой подход очень опасен.

Наметилась и еще одна негативная тенденция в надзоре, считаю, она толкает рынок к системному кризису: использование резервов, как дубины. Логика такая: «Нам не нравятся эти операции, они нам непонятны, повысим-ка мы по ним резервы».

Например, ЗПИФы, по которым как раз была одна из претензий к нам. Фонд — как и вексель — лишь инструмент, который сам по себе хорошим или плохим быть не может. Слишком легкий путь: запретить этот инструмент вообще. Намного больше можно сделать со ЗПИФом хорошего, чем плохого. Рынок пока не развит, но если говорить о нормальном деловом и инвестиционном климате, нам нужны такие инструменты.

У нас был ЗПИФ на достаточно большую сумму, мы пытались консолидировать привлекательный объект недвижимости и продавать его инвесторам, замыкая банковские риски вкладчиков.

Вариантов инвестирования нет

— А что тут плохого? В развитых странах все строительство должно вестись под контролем банка?

— Да. Но не у нас в стране. Экономика до конца не сформировалась, саморегулирование не работает, ее пытаются регулировать сверху, что приводит к перекосам.

Скажем, вкладчик, который размещает в банке 1 млн долларов, принимает, по сути, такое же инвестиционное решение, как и пенсионер, размещающий гораздо меньшую сумму. У него вариантов инвестирования нет. Фондовый рынок как объект для инвестиций у нас никто не воспринимает. И клиенты хотели рискнуть — поучаствовать в бизнесе, чтобы получить высокую доходность. Есть спрос на этот вид услуг.

В западной реальности рынок инвестиций эластичный, и при любом уровне риска тебе сформируют портфель. У нас же только рекомендации хранить деньги в трех валютах, которые имеют только одно под собой основание: человеку будет приятно, когда хоть что-то вырастет.

— Наши VIP-банки утверждают, что и у нас схема такая же: выше риски — выше прибыль…

— Все заявляют, но мало кто знает, как реализовать. Требования к такому продукту просты: он, прежде всего, должен быть понятен. Наши акции недокапитализированы, потому что непрозрачны. Что делает, к примеру, «Газпром»? Только и слышно, что он спонсирует «Зенит». Представьте, что Apple начнет спонсировать футбольный клуб — он сразу подешевеет вдвое. Поэтому при всех разговорах про национальное достояние деньги в «Газпром» не вкладывают, а инвестируют в более понятный бизнес.

Мы хотели сделать несколько вариантов прямого прозрачного бизнеса: помещение торгового центра в Смоленске, куда клиенты сами ходят за покупками, и которое имеет успех. Выручка, расход, 10% — доход за управление выручкой, и никакой инфрастукруты, спонсорских проектов, штата персонала. Да, если будет кризис, возможен локальный спад, но бизнес никуда не денется, поскольку эксплуатирует базовые потребности человека.

Сначала мы делали эти проекты на банковские деньги, неся риски перед вкладчиками, но затем собирались их упаковать и замкнуть.

— Как это выглядело со стороны ЦБ?

— Не очень привлекательно, потому что у нас «бизнес собственника», мы сами управляем тем, на что дали кредит. К тому же это делалось через ЗПИФ — явление подозрительное (кстати, в основном это так и есть).

— А была идея дополнительного резервирования для ЗПИФов…

— С 1 января должны были быть введены жесткие требования, но их введение отложено на полгода, ЗПИФы резервируются по-старому. Резервирование должно адекватно отражать потери и, отменяя дополнительное резервирование, ЦБ фактически говорит: «Да. это плохо, но мы вам разрешим об этом не говорить».

И у аналитиков возникает вопрос: а много ли еще таких мест, где резервы «неправильные»?

Удар по бизнесу Смоленска

— Что еще увидел ЦБ в вашем балансе такого, чтобы принять решение о банкротстве?

— Примерно треть наших проектов была вложена в долгосрочные перспективы, которые не могли существовать без банковской поддержки. Продать их по ликвидационной стоимости можно либо очень дешево, либо невозможно вообще.

Нужны ли такие проекты банку? Я считаю, что нужны. Обязанность банка и банкира — выбрать те отрасли экономики, которые растут быстрее, и на них всеми возможными способами зарабатывать: обслуживать их, осуществлять выпуск облигаций компаний, покупать акции. У нас же по закону акции покупать можно, а «бизнес собственника» кредитовать нельзя. И то акции покупать не запретили лишь потому, что на Западе разрешено.

Центробанк можно понять, поскольку бизнес требует знаний и опыта, просто потратить много денег недостаточно. А банкиры не являются во многих отраслях профессионалами и начинают заниматься не своим делом. Рассматривая проектное финансирование, мы вынуждены были нанимать профессионалов в данной области, чтобы избежать обмана. Это специалист, которому мы доверяем и у которого есть мотивация отстаивать нашу позицию.

— Какова судьба тех бизнес-партнеров Смоленского Банка, которых вы годами кредитовали, выпускали их облигации и так далее?

— Пока не прошел суд о признании банка банкротом, ничего не происходит, суд назначен на 4 февраля. Но некоторые компании уже подали на банкротство.

— Для Смоленска это чувствительный удар по бизнесу?

— Конечно!

— Расскажите о ситуации в банке «Аскольд», который вы присоединили за несколько дней до банкротства.

— Банк «Аскольд» входит в банковскую группу «Смоленский Банк» с 2005 года, когда он вошел в систему страхования вкладов. Потом и сам Смоленский Банк был принят в ССВ, и мы стремились объединить банки, получив синергетический эффект. Фактически «Аскольд» работал под брендом «Смоленский Банк». Но по закону нельзя объединять предприятия разных форм собственности, и Смоленский Банк был преобразован в ОАО. Процесс это небыстрый, как и процедура объединения. В октябре прошлого года мы начали процедуру объединения, так что там пока свои службы и персонал.

Санировать банк «Аскольд» не будут, поскольку главный актив этого банка — остаток на счетах в Смоленском Банке. С таким активом и требованием создать под него резерв, шансов нет. К сожалению, его также ожидает банкротство.

Конечно же, это упрощение

— ЦБ вывесил на сайте информацию о том, что во всех лишившихся лицензии банках были обнаружены фиктивные вклады и прочие нарушения.

— Отмывочных операций в Смоленском Банке не было. Но мы помним, что после возникновения АСВ появились очень «умные» банки, в основном из южных республик, где в последние сутки после банкротства появлялось вдруг много застрахованных вкладов, в одном банке — на 10 млрд рублей, ничем, кроме записи в реестре, не подтверждаемых. И с тех пор некоторые сделки в любом банке признаются сомнительными.

— Но АСВ также признает сомнительным и «дробление».

— Я пока не слышал ни одного определения, что такое дробление, и в каком случае клиенту выплатят страховую сумму, а в каком — нет. В период турбулентности клиент захотел разделить вклад и по доверенности положил средства по 700 тыс. на всех своих родственников, не думая о надежности банка и не желая потерять проценты. Он имеет право, и ему нужно время, чтобы собрать доверенности.

Еще хуже, что АСВ любит признавать сомнительными случаи, когда юридические лица платят физическим лицам. В нашем случае это зарплатные проекты, которых очень много. Людям выплатили зарплаты, а АСВ пытается это трактовать, как случай, при котором не было возможности выплатить средства «наружу». А предприятие обязано платить зарплату сотрудникам. У нас не так много таких случаев, и я уверен, что люди отстоят свои права. Даже и официальных обвинений в наш адрес не было. Но 115-й закон так устроен, что дает Центробанку очень большие права: например, право отозвать лицензию за неоднократное, в течение года, нарушение. А это неотправка или отправка с ошибкой одного сообщения. Важно, что регулятор не злоупотребляет этим правом.

Случаев, чтобы лицензия была отозвана по 115-ФЗ и кто-то в банковском сообществе решил, что ЦБ перегнул палку, я не припомню.

— Не могу не спросить: весь рынок знал про отмывочную практику Мастер-Банка, а вы не видели в этом риска, пользуясь его процессингом?

— Банковское сообщество не обвиняет Центробанк в отзыве лицензии по 115-ФЗ. Мы знали, что у ЦБ есть подозрения относительно операций Мастер-Банка. Но у него был хороший процессинг, и не мы одни пользовались его процессингом.

Банковский мир не черно-белый, а состоит из полутонов. Группа, которая работала в Мастер-Банке с карточным бизнесом, была лучшей в стране по этому направлению.

— Я по этому поводу слышала версию, что Булочник (сын) был одним из лучших специалистов по банкингу, а отец как раз увлекался сомнительными операциями…

— Конечно же, это упрощение. Папа Булочник занимался и многими хорошими девелоперскими проектами. Нельзя сказать, что кто-то «плохой» сидит в темной каморке и крючковатыми пальцами творит черные дела…

Последствия мы видели

— То есть вы не верили, что кто-то его тронет… Потому что там Путин, связи… Качество перевешивало риски?

— Мы считали, что процессинг Мастер-Банка является системообразующим для банковской системы России, и если ему причинить вред, это вызовет банковский кризис. Что, собственно, и произошло.

— То есть ЦБ спровоцировал кризис?

— Центробанк, по-видимому, не считал, что это вызовет кризис. Косвенным подтверждением служит и то, что ЦБ выпустил документ о разработке методики отзыва лицензии банка, который оказывает другим банкам услуги по процессингу. Это было после отзыва лицензии Мастер-Банка: он, кстати, такой был один из небольших банков. Остальные все большие. Поэтому он и был вынужден дать на рынке лучшие условия.

Мы, конечно же, знали, что над ним сгущаются тучи. Мы не держали его облигаций и не имели с ним каких-то дел, кроме как по процессингу. На день его банкротства у нас было выставлено больше 1 млрд лимита, более 200 млн было в системе.

Ирония судьбы в том, что с 20 января 2014 года мы рассчитывали перейти на собственный процессинг, и на протяжении полутора лет к этому готовились. Но на тот момент программа тестировалась, и никакого способа запустить ее за сутки не было. Поскольку наш клиент не должен был оказаться без средств и сесть в тюрьму в Турции за неоплату отеля, если что-то вдруг сломается.

Последствия мы видели. Потом выяснилось, что Сбербанк не может оперативно взять на себя процессинг других банков, поскольку у него интересные отношения с платежными системами. Предполагается, что будет принят закон, что у них появится своя платежная система, а мы должны будем транзакции по их правилам проводить на их же территории. А у самого Сбербанка нет ни опыта обслуживания других банков, ни необходимых разрешений проводить процессинг. Представляю себе реакцию карточных систем, которым предлагают в срочном порядке дать разрешение Сбербанку на проведение таких операций, а у них срочно не бывает, им надо собирать для этого комитеты, обсудить целесообразность… За неделю была запущена платежная система, но наполовину: pos-терминалы не работали, и это пошло не на пользу Смоленскому Банку.

Не больше трех в неделю…

— Вы поднимали тему ответственности: если введут уголовную, банковские служащие разбегутся. А вводить собираются и для акционеров, и для менеджеров. Вам повезло: грозит лишь волчий билет.

— На ближайшие полгода я обеспечен работой: буду помогать временной администрации. У нас осталось порядка 2,5 млрд основных средств. Порядка 25—27% активов в потребительских кредитах, которые надо обслуживать. В Москве работает около 500 человек, тут было 17 точек. В Смоленске также примерно 500 человек персонала и 43 точки присутствия. Мы входили в сотню по количеству банкоматов и терминалов, их нужно обслуживать.

— Таких «правильных» банкротств, я полагаю, немного. Обычно это стертые файлы, нарисованная отчетность, неразбериха.

— Мы принимаем достаточные меры и к сохранению информации, и к сохранности имущества. В нашей АБС никто не разберется.

В дальнейшем я не особо стремлюсь заниматься банковским бизнесом, поскольку считаю, что точки роста исчерпаны, это бизнес падающий, а мне бы хотелось заниматься бизнесом растущим. В банковском бизнесе нет идеи. Есть, наверное, сейчас некая идея в госбанках, что, мол, «к нам сейчас перетечет бизнес из загибающихся частных банков», но это совсем не бизнес-идея.

Если бы госкапитализм был выгоден, он был бы где-то построен. А его нигде нет. У нас модно говорить о своем пути, чуть про Запад заикнешься: «Фу, ты либерал». Но самый большой государственник, Петр I, ездил учиться делать корабли в Голландию, а не говорил: «Мы свои ладьи будем строить, потому что они аутентичные». Мы должны взять самое лучшее у первых, не повторяя их ошибок.

Не может не отзывать

— Январь, похоже, будет не менее урожайным на банкротства, чем декабрь…

— Видимо, ЦБ внял призыву Владимира Путина в послании Федеральному собранию аккуратно отзывать лицензии. Не больше трех за заседание, то есть в неделю.

У банков нет идеи, зато есть способы годами получать убытки и маскировать их так, чтобы никто не увидел. Раньше маржа была высокой и прощала любые ошибки. Сейчас маржа приближается к нулю у всех банков за второй сотней.

Раньше считалось, что Сбербанк косный, а мы — коммерческие банки — такие близкие к людям, гибкие, современные. А теперь у Сбербанка светлые красивые офисы, технологии, плюс ореол надежности-государственности. А что у других? Банковское обслуживание — это очень дорого и сложно.

— Как вы представляете развитие ситуации на перспективы 2017 года? Останутся 100 банков?

— Глава ЦБ не может не отзывать лицензии. Ей пишут письма: «Уважаемая госпожа Набиуллина, банк мне не платит, чем нарушает Гражданский кодекс, примите меры». Еще и копии президенту, премьеру, омбудсмену, прокурору… Пишут регулярно. И она обязана будет отозвать лицензию. На дворе далеко не 2008 год, когда у нас была «тихая гавань»…

— Вы изложили множество претензий к ЦБ. А там вроде бы поменялся топ-менеджмент. Нужна настоящая ротация? Может быть, пора брать туда банкиров?

— Более профессиональных людей, чем там, найти трудно. Банкиры находятся с другой стороны окопов. От меня, например, в ЦБ пользы не будет. Я могу как эксперт предположить, что если, например, примут такой-то закон, будут такие-то последствия, но не давать советы относительно стратегии. И потом — у нас опять во главе угла кейнсианство.

— Вы полагаете, что у Набиуллиной и Юдаевой познания в финансовом секторе более глобальные?

— Они задают только вектор, ведь там есть и надзорный блок, и другие профессионалы. Расчеты осуществляются и купюр хватает…

Беседовала Екатерина КАЦ