Как нам менять экономическую политику

Для поддержки экономики в условиях новых санкций России необходимо отказаться от некоторых догм экономической политики.

Новые раунды введения антироссийских санкций пока не воспринимаются в обществе как сигнал к принятию кардинальных мер по проведению структурных изменений в российской экономике. Однако стремительно ухудшающиеся условия и, что еще хуже, высокая вероятность дальнейшего их существенного ухудшения уже сегодня требуют кардинальных изменений во внутренней экономической политике. Шансы на экономическое развитие у России есть только в случае отказа от старых парадигм в государственной стратегии — догм, которые в условиях прошлых лет и прошлых кризисов уже показали свою неработоспособность. И которые сейчас могут нанести еще больший удар по экономике страны.

Вот некоторые догмы экономической политики, от которых России сегодня необходимо отказаться:

«Для экономической стабильности необходимо сокращение дефицита бюджета, а лучше всего — бездефицитный бюджет».

Стереотип о необходимости «бездефицитного бюджета» был и остается важным ориентиром российской государственной политики даже в условиях кризиса. Так, в антикризисном плане правительства в 2015 года было заявлено о планах снижать расходы федерального бюджета «как минимум на 5% в реальном выражении» ежегодно. При этом сокращение было в наибольшей степени нацелено на те группы расходов, которые могли бы в сложных условиях обеспечить поддержку спроса. Часть новых проектов было решено отложить, объем капитальных вложений федерального бюджета на 2015 год сократили более чем на 15%, подпрограмму «Автомобильные дороги» госпрограммы «Развитие транспортной системы в 2010—2020 гг.» урезали на 29%, а программу «Экономическое и социальное развитие Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2018 г.» — на 75%.

Вместе с тем именно политика расширения госрасходов и предоставления дополнительных стимулов для бизнеса за счет снижения налоговой нагрузки может сегодня дать толчок для развития экономики. Этим путем пошли многие страны, например, в кризис 2008—2009 годов, когда они резко наращивали дефициты бюджета. Реализация масштабной программы по развитию инфраструктуры, рост числа проектов государственно-частного партнерства, создание фискальных стимулов для конечных производителей наиболее высокотехнологичных материалов и конечной продукции могут стать драйверами для развития производств в широком спектре отраслей.

«Для поддержки экономики можно использовать только накопленные средства, а госдолг лучше не увеличивать».

Поддержание уровня госдолга на низком уровне практически ничего не дает для экономического развития. В экономической литературе периодически возникают разные оценки «порогового» уровня соотношения госдолга к ВВП — от 30% до 60—90%. Однако заслуживают внимания результаты расчетов ряда авторов, которые показали, что если исключить из анализа страны с крайне низким и крайне высоким уровнем задолженности, то статистически значимых различий между темпами роста ВВП стран с разным уровнем госдолга к ВВП (30—60%, 60—90% и 90—120%) не наблюдается.

В любом случае, даже такие пороговые значения в разы выше текущего российского уровня. Общий уровень госдолга России к ВВП по итогам 2017 года составил 12,7% ВВП. Для сравнения: госдолг Китая составляет 47,6% ВВП (2017), еврозоны — 88,9% (2016), США — 105,4% (2017), Японии — 253% ВВП (2017). Даже у многих стран, имеющих суверенные фонды, уровень госдолга к ВВП существенно выше, чем у России: в Сингапуре — 110,6%, в Катаре — 54,4%, в Норвегии — 35,6% ВВП.

Более того, для экономической безопасности и долговой устойчивости большее значение имеет не размер долга, а его структура и направления использования заемных средств. Так, при заимствованиях в национальной, а не иностранной валюте у центрального банка появляется дополнительная возможность оказать поддержку правительству путем покупки облигаций на рынке даже при отсутствии достаточного спроса на новые размещения. При этом схема накопления гособлигаций на балансе центрального банка не является настолько «порочной», как иногда представляется. Такие операции совсем не обязательно будут вызывать инфляцию. Ведь ключевая проблема нашей страны в последние годы — это не инфляция спроса, а инфляция предложения. И государственные инвестиции через развитие инфраструктуры или содействие модернизации технологических мощностей будут способствовать увеличению объема и повышению качества предложения, что в долгосрочном плане станет мощнейшим антиинфляционным фактором.

Есть примеры стран, где доля госдолга, выраженного в облигациях, принадлежащая центральным банкам, достигает довольно высоких уровней. Так, для США по итогам 2017 года это 13,9%, для Японии — 42,6% (притом что абсолютные объемы госдолга в этих странах крайне высокие). Для сравнения: в России год назад ЦБ держал менее 1% от рублевого госдолга, выраженного в ценных бумагах, а по итогам 2017 года эта доля сократилась до нуля.

«Низкая инфляция — главный приоритет денежно-кредитной политики, а повышение ключевой ставки — основная мера антикризисной политики ЦБ».

После объявления о введении новых санкций представители Банка России поспешили заявить, что не видят рисков финансовой стабильности, однако в случае их появления имеющиеся у ЦБ инструменты позволят ограничить влияние новых санкций на инфляцию. Отменив ограничение на повышение ключевой ставки, Банк России еще раз подчеркнул, что в сложившихся условиях рассматривает контроль за инфляцией в качестве своей центральной задачи, а основным инструментом ЦБ в этой борьбе остается процентная ставка.

Однако опыт 2014 года показывает, что финансовая стабилизация в рамках инфляционного таргетирования через повышение процентной ставки может быть достигнута лишь крайне высокой ценой для всей остальной экономики. Резкое (кратное) повышение процентных ставок становится дополнительным шоком, а медленное их снижение, растянутое на несколько лет, фактически исключает возможность какого-либо роста экономической активности.

Продолжение проведения денежно-кредитной политики в рамках инфляционного таргетирования сегодня становится все более бессмысленным. Такая политика губительна для стран с экспортно ориентированной экономикой, подверженных внешним шокам. А в условиях ухудшения внешнеполитической ситуации и расширения санкций против России вероятность внешних шоков для российской экономики только увеличивается. На смену инфляционному таргетированию сегодня должен прийти более гибкий механизм денежно-кредитной политики, который ориентируется не только на достижение цели по инфляции, но и на стимулирование экономической активности.

«Россия — открытая экономика и сможет адаптироваться к внешним шокам без больших усилий по развитию внутреннего рынка и внутренних институтов».

Россия сегодня по многим направлениям открыта, но крайне слабо интегрирована в мировые производственные цепочки. А это значит, что иностранные поставщики и конечные производители крайне слабо зависят от партнерства с нашей страной. По данным ОЭСР, доля импортных составляющих в структуре экспорта российских товаров составляет около 13,7% по сравнению с 25,4% в Германии или 29,4% в Китае. И такая разница вызвана не политикой импортозамещения, а доминирующей долей в структуре российского экспорта сырьевых товаров, которые наиболее легко заменимы поставками из других стран.

Интеграция России в мировой рынок как поставщика сырьевых ресурсов уже приводила к повышенной уязвимости экономики нашей страны в кризисных ситуациях. Так, в 2008—2009 годах российский ВВП сократился значительно сильнее, чем во многих ведущих странах мира. Упав на 7,8% в 2009 году, ВВП России за последующие девять лет смог увеличиться лишь на 6,2% (в 2017-м по сравнению с 2008-м). Для сравнения: падение ВВП США в 2009 году составило лишь 2,8%, а рост в 2008—2017 годах достиг 15,2%. Экономика Китая за этот же девятилетний период и вовсе удвоилась.

Ситуация ухудшается критически высоким уровнем зависимости от импорта в большинстве российских отраслей. Например, доля импортного оборудования в области нефте- и газодобычи, прежде всего на шельфе, достигает 80—90%, а доля импортных обивочных материалов для автомобильной промышленности доходит до 100%. Высокая зависимость России от внешних рынков проявляется также в слабости финансовой системы, особенно на фоне закрывающегося доступа к зарубежным кредитным рынкам.

В результате сегодня можно говорить не столько об открытости, сколько о чрезмерной зависимости российской экономики от международных рынков и политики. В таких условиях крайне опасны заявления представителей органов власти о том, что благодаря открытости произойдет автоматическая стабилизация экономической ситуации в стране. Создание условий для поддержания российских компаний требует сегодня восстановления и потребительского, и инвестиционного внутреннего спроса. А пока по итогам 2017 года инвестиции в основной капитал остаются на 9,5% ниже, а реальные доходы населения — уже на 11% ниже уровня 2014 года.

Одновременно с развитием внутреннего рынка даже в условиях санкций нужно искать альтернативные возможности интеграции российских компаний в зарубежные производственные цепочки, прежде всего через сотрудничество со странами Азии и поддержку производств уникальной, востребованной за рубежом продукции — высокотехнологичной и экологически чистой.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции