Несколько лет назад, когда долларовые деревья были большими, я плотно участвовал в весьма интересной сделке на стороне одной прыткой отечественной компании, вознамерившейся привлечь добрую сотню миллионов по договору структурированного финансирования.
Более всего меня, впечатлительного юношу с идеалами, поразило тогда то, с каким упорством и коварством топовый западный инвестиционный банк и его поднаторевшие в подобных сделках лондонские юристы проталкивали в кредитное соглашение совершенно невероятные условия, запреты, залоги и ковенанты.
— Да за кого они нас принимают?! — вопрошал я коллег и работодателей. — Там же дефолт и штрафная ставка наступают в момент подписания — мы уже сейчас не проходим по большинству параметров.
— Не дрейфь, Уточкин. Такие деньги на дороге не валяются, а с залогами и ковенантами мы как-нибудь разберемся, — отвечали мне.
Сейчас я очень хорошо понимаю банк и юристов, всеми доступными средствами пытавшихся обезопасить себя от возможных неприятностей. Однако с высокой долей уверенности могу сказать, что все старания и ухищрения были по большому счету напрасными.
На сегодняшний день большинство компаний и кредиторов находятся в патовой ситуации: падение спроса резко ухудшило финансовые показатели заемщиков и возможность обслуживать долговое бремя. Обязательства по докризисным кредитным договорам оказались невыполнимыми: ковенанты нарушены, размещение акций невозможно.
Казалось бы, инвесторы имеют полное право реализовать все те залоги, которые они так яростно выбивали в момент предоставления финансирования. Но не все так просто: во-первых, реальная стоимость этих залогов упала в разы; во-вторых, заложенные активы, будь то акции, недвижимость, производственные мощности или права интеллектуальной собственности, зачастую чрезвычайно специфичны, завязаны на владельцев и при смене собственников, опять же, теряют львиную долю своей ценности; в-третьих, российская правовая специфика позволяет проделывать любые фокусы с активами, особенно если обороняющейся стороне нечего терять или она обладает серьезным лоббистским ресурсом.
Вот и получается, что инвесторам (в первую очередь иностранным) ничего не остается, кроме как ждать и надеяться на улучшение экономической ситуации и восстановление спроса на российские товары, иногда осторожно осведомляясь у должников, не соблаговолят ли те заплатить хоть что-нибудь. Это томительное ожидание и бесплодные переговорные усилия могут длиться сколь угодно долго, что мы и наблюдаем на примере таких компаний, как «Русал», «Седьмой континент» и прочие.
С другой стороны, опыт даже таких ушлых кредиторов, как Альфа-Банк (кейсы с «Амтелом» или тем же «Базэлом») показывает, что более агрессивный подход к реструктуризации долгов приносит больше мороки и обвинений в оппортунизме, чем живых денег. А вариант Сбербанка и ВТБ, забирающих в собственность имущество (земельные участки и непостроенные офисные центры) по несусветно высоким оценкам, мало кого вдохновляет.
Что же нас ждет в финале этой истории? Во-первых, многое будет зависеть от экономической конъюнктуры; во-вторых, у каждой истории своя специфика, свои ковенанты и свой расклад сил.
Я был бы рад, если бы в результате реструктуризации перспективные российские активы обрели новых эффективных собственников, в первую очередь профильных западных стратегов: ретейлеров, производителей и прочих. Однако этот сценарий представляется мне наименее реалистичным.
