Наталия Орлова в своей колонке объясняет его жадностью госбанков, тогда как Олег Акимов считает, что «дефицит ликвидности — это не просто досадная случайность и не последствие агрессивного кредитования госбанками экономики, а результат скоординированных действий органов денежного регулирования: Банка России и Минфина». Прямо заговор какой-то, осталось найти еще для полноты коллекции следы Госдепа и вездесущих масонов…
По моему мнению, причина дефицита ликвидности 2011 года была ровно той же, что и у кризиса ликвидности 2008-го: для российских предприятий и банков в августе-сентябре прошлого года закрылись иностранные рынки капитала, и начался стремительный отток капитала из России. За сентябрь — декабрь он достиг 51,6 млрд долларов. Инвесторы продавали российские ценные бумаги, скупали валюту и выводили деньги из «тихой гавани» за рубеж, в первую очередь для покупки американских казначейских обязательств.
Удерживая рубль от еще большего обвала, Центробанк распродавал валюту. Международные резервы ЦБ стремительно таяли: за сентябрь — декабрь они сократились на 46,4 млрд долларов. Скупая рубли, регулятор снижал ликвидность на финансовом рынке. Происходила шоковая стерилизация денежной массы.
Кроме того, российские предприятия и банки, будучи не в состоянии рефинансировать свои обязательства за рубежом, предъявляли спрос на кредитные ресурсы на отечественном рынке.
В отличие от 2008 года, когда госпомощь подоспела только через месяц после начала пожара, государство в августе 2011-го стало немедленно заливать рынок все усиливающимися потоками ликвидности — сперва депозитами Минфина, а затем и средствами ЦБ с помощью РЕПО. Поэтому кризиса ликвидности удалось избежать. Однако госликвидность досталась преимущественно госбанкам, и сработал тот же механизм, что и в декабре 2008 года — январе 2009-го:
Тем не менее дефицит ликвидности возник, но имел он локальный характер — если государственные банки «купались» в потоках избыточной ликвидности и не знали, куда ее пристроить, то средние и мелкие, напротив, испытывали ее острый дефицит. Именно эти банки открыли новый сезон охоты на вкладчиков — возобновилась гонка процентных ставок по вкладам, к которой вынуждены были присоединиться и госбанки, чтобы избежать оттока депозитов. Отсюда второй вывод: необходимо вливать госликвидность более равномерно, допуская к ее источникам не только крупнейшие банки.
Наталия Орлова пишет следующее: «И именно их (госбанков. — Прим. ред.) аппетит к наращиванию доли кредитного рынка привел к дефициту ликвидности в банковской системе». Полагаю, что «жадность госбанков», направивших госликвидность на розничный рынок, стала одной из важных причин ужесточения дефицита ликвидности.
Олег Акимов находит утверждение Орловой ошибочным: «На самом деле, поскольку банки увлеклись кредитованием, ликвидность пропасть не может». Акимов смешивает понятия: Орлова пишет о ликвидности в банковской системе, а он — о ликвидности в экономике в целом. Теоретически банки могут вовсе не держать ликвидности, размещая все деньги в кредиты за вычетом обязательных резервов в ЦБ.
Утверждение Акимова о том, что, «сколько бы банки ни выдавали кредитов, объем ликвидности в номинальном исчислении останется тем же», неверно, даже если под ликвидностью понимать только наличные: Олег забывает об обязательных резервах в ЦБ.
Наконец, мнение Акимова, что «дефицит ликвидности — это … результат скоординированных действий органов денежного регулирования: Банка России и Минфина», противоречит действительности: именно действия ЦБ и Минфина предотвратили кризис ликвидности.
