​Чубайс и банковская система России

Лев Толстой был зеркалом русской революции. Поэтому его часто протирали, чтобы он получше ее отражал. Таким же зеркалом, но революции 1991 года, может считаться Анатолий Чубайс, который, судя по некоторым признакам, заканчивает свое феерическое участие в историческом процессе.

Чубайс был с нами в горе и в радости. Чубайс был надеждой, когда надежды не было уже ни на что: КПСС оказалась преступной организацией, СССР развалился, все, во что верили, попрано, но тут появляется Чубайс, обещает три «Волги», и снова хочется жить, стяжать, дышать.

Уже в наше время, когда от российских инноваций осталась только дискотека «Гагарин», когда на пыльных тропинках далеких планет появляются не наши следы, и не наши телефоны сжимаем мы дрожащей рукой, двигаясь через богатый гопниками район Бирюлево Западное, тот же самый Чубайс говорит нам, что на самом деле наука в России есть, масса лабораторий строится прямо сейчас, 30 заводов открылись буквально вчера. И снова хочется жить, и снова появляется вера в себя, в державу, и даже в КПСС.

Без иронии, Чубайс вместил в себя все. Ученые-прилипалы, исследующие жизнь титанов вроде Пушкина, могут столетиями эксплуатировать тему «Пушкин и…», подставляя после «и» любое слово. Все будет уместно и как бы кстати. Пушкин и теория большого взрыва, Пушкин и фастфуд в США на рубеже XVIII–XIX веков, Пушкин и дети, чужие дети. Хотелось бы и мне стать таким прилипалой, но, поскольку к Пушкину прилипли уже все и места там мало, прильну-ка я к Чубайсу. И поговорю сегодня на тему «Чубайс и банковская система России».

Даже беглое размышление демонстрирует, что идея не так глупа. Если взять какого-нибудь успешного банкира-долгожителя, из тех, кто еще не в бегах, и сопоставить его карьеру с биографией Чубайса, мы убедимся, что ими двигали общие тренды. Что неудивительно, поскольку способность Чубайса оказываться на волне событий достойна восхищения. История Чубайса – это и есть история новой России, и в частности – история банковской системы, равно как металлургии, нефтедобычи или скорняжного дела.

Банки в позднее советское и ранее российское время рождались легко, как легко родился ваучер, и служили в основном институциональным выражением передела собственности. Государственной собственности в СССР было много, стояла задача очень быстро сделать так, чтобы ее стало поменьше. Для этой задачи был Чубайс как двигатель процесса, и банки как его рутинные исполнители. Именно отсюда – банки под конкретное предприятие, банки для сбора денег с населения, банки для вывода активов, банки для сокрытия истинного интересанта. Банки-ваучеры, если одним словом.

Но настала новая эпоха, которую бывший первый вице-премьер Виктор Христенко гениально охарактеризовал заглавием своей забытой книжки «Рельсы, трубы, провода». То есть после того, как товарищи друг друга постреляли, а сверху им крикнули «завязывай с мокрухой», оказалось, что в стране все еще ходят поезда, а провода можно сдавать не только на лом.

Чубайса мы видим в РАО, а передовые банки отныне становятся «институтами развития инфраструктуры». Они кредитуют дерзкие мегапроекты (есть несколько настолько дерзких, что там украли 99% средств), прорывные, масштабные задачи. Россия встает с колен:ее поднимают с одной стороны банки, с другой Чубайс. Это была великая эпоха, которая закончилась, когда Анатолий Борисович продал свое кресло главы РАО на каком-то аукционе. Через пару месяцев случился кризис, который положил конец дерзким банковским проектам.

Поскольку теперь уже точно продано все, наступила эпоха созидания (надо что-то заново создать, чтобы это «стырить»). Заговорили о нацпроектах – человеческий капитал на первом плане (ну, не может больной человек жить в XXI веке, ему надо помочь умереть еще в ХХ). Инновации. Сколково. Вексельберг в Сколково. Чубайс в «Роснано». Банкиры тем временем переходят на новые технологии, в Сбербанке появляется электронная очередь, деньги теперь воруют с карты прямо через интернет. Ключевой фигурой в российском банке становится сисадмин. Наконец, появляются чисто виртуальные банки без офиса. Нанобанки. Опять мы видим, что пути Чубайса и банковского сообщества – это две дорожки, петляющие рядом. Куда иголка, туда и нитка. И как Пушкин был «нашим всем» тогда, так Чубайс, наверное, «наше все сейчас». Или, скорее, наше ничто. Потому что сейчас у нас ничего нет.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции