«Казахстан — маленькая экономика, которая расположена между двумя гигантами, Россией и Китаем. Чтобы наш собственный капитал оставался здесь, и тем более чтобы можно было привлекать иностранный или российский капитал, мы все время должны опережать Россию по условиям ведения бизнеса», — считает экс-глава Нацбанка Казахстана Григорий Марченко.
Рыночные реформы на посткоммунистическом пространстве проводились с разной степенью внезапности и последовательности, но всегда узкой группой пассионарных, озаренных специальным знанием людей. Эти люди действовали под мощным политическим прикрытием президентской власти, имевшей кредит доверия разочарованного идеологически несостоятельным, материально дефицитным «поздним социализмом» населения. Среди двух десятков рванувших от социализма к капитализму стран и, соответственно, двух десятков команд, этот рывок осуществлявших, истинно легендарных личностей не так уж и много. Но они есть. Это своего рода персонализированные визитные карточки страновых реформ. «Шоковая терапия» в Польше? Ну конечно, это Лешек Бальцерович. Либерализация цен и приватизация в России — это Гайдар и Чубайс. Рыночная финансовая революция в Казахстане — это Григорий Марченко, наш сегодняшний собеседник, экс-глава Национального банка РК.
Герои они или антигерои? Это дело вкуса. Для людей, благодаря их реформам сумевших построить миллиардные бизнесы, — однозначно герои. Для гораздо большего количества людей, выбитых их реформами из колеи предсказуемой, спокойной, в меру обеспеченной жизни, — негодяи, предатели, исчадья ада. У каждого, как говорится, своя правда. В конце концов дело не в оценках. История не приемлет сослагательного наклонения. Важно то, что именно они сделали некую важную, весьма болезненную, часто грязную, но очень необходимую работу — открыли дорогу новой формации. Создали новую реальность, жить в которой и приспосабливать которую к нормальной жизни предстоит уже нам с вами.
Одетый с иголочки, лет сорока пяти, почти весь седой мужчина, со стильной, в духе Кустурицы колючей щетиной и под стать ей острыми, колючими глазами, Марченко — безусловный харизматик. Он заражает своей убежденностью, отсутствием всякой склонности к рефлексии. Что выгодно выделяет его в когорте реформаторов — это незаурядная эрудиция, широта взглядов. И еще одно, пожалуй, самое важное. Главное мое ощущение, вынесенное из нашей полуторачасовой беседы, — он действительно болеет за свою страну. Больше, чем за Свою Идею. Он готов изучать свою страну и прислушиваться к ней, менять под нее свои идеи. Для успешного, легендарного реформатора отсутствие большевистского блеска в глазах, отсутствие готовности отдать за свою идею себя, своих близких, свой народ, все на свете — большая редкость.
Многие люди и в России, и даже в Казахстане, включая и некоторых соратников Марченко, старались всячески притушить нашу симпатию к нему, называя Марченко талантливым шоуменом, а его рассказ о казахстанских финансовых реформах — готовой рекламной вкладкой для лондонского журнала Euromoney. Возможно, это и так. Но в любом случае многое из казахстанского опыта финансовых реформ очень примечательно и поучительно для России, даже если их изнанка и осталась за кадром нашей беседы.
Эффект «чистого листа»
— В результате десяти лет серьезных реформаторских усилий Казахстан обрел эффективный и быстро растущий финансовый сектор, во многих отношениях самый продвинутый на постсоветском пространстве. В чем секреты успеха?
— Динамика развития казахстанского финансового сектора действительно впечатляет. Если ВВП страны растет на десять процентов в год в среднем последние пять лет, то финансовый сектор растет на тридцать пять-сорок процентов ежегодно. С октября 1999 года, когда меня назначили председателем Нацбанка, активы банковского сектора выросли с двух миллиардов двухсот миллионов долларов до девятнадцати миллиардов, а вклады населения — с трехсот одиннадцати миллионов долларов до более чем трех миллиардов. Причин бурного развития финансового сектора Казахстана несколько. Первая причина выглядит на первый взгляд парадоксально. Она заключается в том, что в отличие от Москвы, где во времена СССР были сконцентрированы основные экономические вузы и академические школы, у нас не было закостенелой традиции. Не было окопавшихся академиков, со сложившимися еще в семидесятые годы прошлого века представлениями о рыночной экономике, которые они пытались бы навязать. Либо они могли бы в принципе сопротивляться реформам, оказывая давление на парламент и общественное мнение, как это было в России и на Украине.
— Я бы назвал это эффектом «чистого листа». Но, с другой стороны, отсутствие всякой традиции и всякого опыта — довольно специфическая, если не сказать маргинальная предпосылка успешных реформ. Вы не находите?
— Конечно, это еще не все. Второй принципиальный фактор успешности реформ состоит в том, что в Нацбанке Казахстана усилиями первого его председателя Даулета Сембаева была собрана правильная, работоспособная команда. Ему тогда уже было под шестьдесят, его никак нельзя назвать молодым реформатором. Он не учился в Москве, более того, он не экономист, а инженер по образованию, но он сыграл очень большую роль в наших финансовых реформах. Он собрал команду молодых, амбициозных людей — Ораза Джандосова привел из правительства в январе 1994 года, потом, в апреле, из одного коммерческого банка забрал Дамитова, а я вернулся из Америки в июне 1994-го. Занятно, что мы как раз в такой последовательности после него все были председателями Национального банка.
— А вы где учились?
— В МГИМО, экономический факультет. Александр Лебедев, ныне глава Национальной резервной корпорации, закончил его в 1982-м, Владимир Потанин в 1983-м, а я в 1984-м. Мы не дружили, это я так — к слову. Каждый выбирает свой путь, и они добились очень больших успехов на своем пути. Они стали миллиардерами, а я реформатором.
— Финансовые реформы начались с введения национальной валюты?
— Тенге был введен в обращение в ноябре 1993 года, и тогда наша реформаторская команда собралась в первый раз. Нас было пять человек в той группе, которая готовила все документы. Помимо упомянутых мною персон в нее входили еще нынешний аким Астаны Шукеев и Валентин Назаров, представлявший традиционные ценности Госбанка. Весь 1994 год ушел на формирование коллектива и выработку основ рыночной денежно-кредитной политики. В 1995 году мы начали реформу банковской системы путем внедрения базельских стандартов пруденциального регулирования и реформы системы бухучета — перевели сначала Национальный банк, а затем постепенно и коммерческие банки на международные стандарты финансовой отчетности (МСФО). В 1997 году подготовили и ввели накопительную пенсионную систему. Потом, в 2000-м, приняли новый закон, который полностью соответствовал семнадцати стандартам Международной ассоциации страхового надзора. Затем внедрили международные стандарты для рынка ценных бумаг. А с начала прошлого года выделили все надзорные функции в единый орган — Агентство по надзору и регулированию финансовых рынков.
Большая банковская чистка
— Какая из реформ была самой сложной?
— Самая сложная и большая работа была, безусловно, связана с реформированием банковского сектора. Тем более что она была первой — люди не верили в наш потенциал и наши возможности. Главное было вернуть доверие населения к банкам, а для этого нужно было, с одной стороны, создать систему гарантирования депозитов, а с другой — ужесточить законодательство о банковской тайне. Потому что, хотя банковские законы эту тайну гарантировали, прокуратура, МВД, органы безопасности, таможенники, налоговики имели по своим законам доступ к информации о вкладах физических лиц. И бывали случаи, когда приходил в банк налоговик и получал по своему требованию информацию о том, у кого сколько денег на счету. А потом у этих вкладчиков начинались проблемы с непонятными людьми, которые вымогали у них деньги, узнав, что тот или иной человек состоятельный. Несмотря на колоссальное сопротивление силовиков, мы положили конец этой практике, внеся изменения в четырнадцать законодательных актов. Сегодня если человек совершил какое-то преступление, то органы внутренних дел могут потребовать эту информацию, но письмо должен подписывать не рядовой следователь, а руководитель органов внутренних дел, плюс должна быть санкция прокуратуры. Но банковская тайна распространяется только на физических лиц. Информация о счетах юридических лиц может предоставляться налоговикам.
— Как вам это удалось? В России обуздать силовиков сегодня мало кому под силу…
— Здесь мы переходим еще к одному фактору успеха реформ, который является принципиально важным — это наличие политической поддержки президента. Сопротивление со стороны отдельных министерств и ведомств мы сломали только благодаря президенту.
— Вероятно, политическая поддержка была весьма кстати и в период форсированной консолидации банковского сектора?
— Да, консолидация была непростым процессом. В начале девяностых годов в Казахстане было двести тридцать банков. Сейчас осталось тридцать пять, из них шестнадцать иностранных «дочек» и два специализированных государственных банка, то есть собственно коммерческих казахстанских — семнадцать банков. Основная часть работы по консолидации была проделана нами в 1995—1996 годах. При переходе на международные стандарты учета мы внедрили весьма жесткие базельские требования достаточности капитала. Те банки, которые им не соответствовали, были закрыты. Мы ощущали колоссальное сопротивление.
— Все-таки поясните. Банк платежеспособен, ликвиден, но не соответствует базельским стандартам — и вы его ликвидируете?
— Ну, во-первых, всегда давался переходный период — полгода, год. И если ты в течение этого времени не можешь собрать деньги на рынке, значит, ты плохой финансист. Сливайся с кем-нибудь, продавайся кому-нибудь. Если не можешь, будем отзывать лицензию. Старт процесса консолидации мы дали, резко ужесточив денежно-кредитную политику. Нацбанк перестал раздавать банкам дешевые деньги, и вскоре многие банки добровольно начали сдавать свои лицензию, не дожидаясь ее отзыва.
— Надо же, какая сознательность…
— Сознательность абсолютно ни при чем. Просто мы ввели порядок, по которому руководитель банка с отозванной лицензией в течение пяти лет не имел права занимать руководящие должности в других банках.
— Волчий билет, запрет на профессию?
— Если хотите, да. У нас тут была масса криков о том, что это немыслимо, антиконституционно и так далее. А мыслима ли была предыдущая практика, когда не было даже квалификационной комиссии и человек становился председателем банка или главным бухгалтером, будучи гинекологом или паразитологом по образованию?! Я не преувеличиваю, это реальный случай. Мы создали квалификационную комиссию в НБК в 1995 году, и она работает до сих пор. Мы перестали пускать на руководящие посты в банки случайных людей. И еще один принципиальный момент: с 1995 года мы новых лицензий практически никому не давали. Сегодня требования к собственному капиталу для действующих банков — один миллиард тенге (примерно 7,7 млн долларов. — «Эксперт»), а для вновь образуемых банков — два миллиарда. То есть рынку дается сигнал: если хочешь войти в банковский бизнес, проще купить действующий банк. В результате у нас очень многие слабые банки не обанкротились, а просто нашли себе новых собственников. И это здоровый процесс. Мы избегаем всех проблем с отзывом лицензий, ликвидацией банков, расчетов с кредиторами и вкладчиками. Кроме того, на выходе мы получаем более капитализированные банки.
— Оптимальна ли сегодня степень концентрации банковской системы?
— Я считаю, что даже тридцать пять банков для экономики такой страны, как Казахстан, — это слишком много. Но последние несколько лет никаких специальных усилий для форсированной консолидации банковского сектора НБК не предпринимает. Идут просто слияния и поглощения, и мы в это не вмешиваемся. НБК лишь заявил, что он будет против слияния кого-нибудь из тройки крупнейших банков (Казкоммерцбанк, «ТуранАлем» и банк «Халык»; на них приходится 60% активов. — «Эксперт»). Потому что тогда появится банк, у которого доля на целом ряде сегментов рынка будет больше тридцати пяти процентов, что противоречит антимонопольным стандартам Европейского союза. Если какой-то из этих банков будет покупать другие банки, если другие банки будут сливаться друг с другом или если тот или иной иностранный банк захочет купить какой-либо из наших, никто возражать не будет.
Тетушка Айже и борода Марченко
— Какие параметры у казахстанской системы гарантирования депозитов?
— В случае неплатежеспособности банка вкладчику возвращается сумма депозита в пределах четырехсот тысяч тенге, это около трех тысяч долларов. Конечно, человек может держать счета в разных банках и получить компенсацию на большую сумму. В системе предусмотрены изъятия. Во-первых, для аффилированных лиц. Например, если руководство или рядовые сотрудники банка держат деньги у себя в банке, гарантия на эти деньги не распространяется. Это должно стимулировать работников банка не допускать его банкротства. Второе изъятие — VIP-счета. Если человек несет в банк сумму, эквивалентную пятидесяти тысячам долларов и больше, это под систему гарантирования тоже не подпадает. Логика простая, она восходит к формулировке Верховного суда США 1933 года, когда в Америке в разгар Великой депрессии создавалась первая в мире система гарантирования: она должна защищать вдов и сирот. Это система социальной защиты пенсионеров, студентов и большей части среднего класса. Девяносто пять процентов вкладчиков в Казахстане имеют вклады меньше гарантируемой к возмещению суммы. А дополнительно защищать пять процентов богатых людей не следует — пусть они сознательно выбирают банк с учетом его рисков. Мы считаем, что такая система справедлива. Введение фонда гарантирования депозитов и ужесточение банковской тайны привели к десятикратному за пять лет росту вкладов населения в банковской системе.
— Бытует мнение, и, признаюсь, я его разделяю, что для построения правильной финансовой системы нужны «правильные» люди, стандартно реагирующие на экономические стимулы и антистимулы. Казахстан все еще во многом традиционное общество. Поймите меня правильно, я к казахам очень хорошо отношусь. У меня мама родилась в Кзыл-Орде, я сам там провел полдетства. И я очень хорошо представляю себе, что это общество просто не имеет традиции организованных сбережений.
— Александр, вы правы. Мы это на себе очень сильно почувствовали. Когда мы запускали банковскую реформу, у нас средний размер банковского вклада был двадцать долларов на человека, а в Китае — восемьсот. При том, что средний уровень зарплат в обеих странах примерно совпадал. Вот что значит разная культурная традиция, разная склонность к сбережениям. Ну и потом что в России, что у нас психология у людей какая? Если есть деньги, их нужно тратить прямо сейчас, потому что завтра их у тебя или отнимут, или будет какая-нибудь девальвация, или
— Но
— В свое время я публично пообещал, что при достижении вкладами населения одного миллиарда долларов я сбрею бороду — и выполнил свое обещание. При достижении двух миллиардов долларов вкладов населения я сделал то же самое.
Кесарю — кесарево
— Еще одно свершение, которое, на российский взгляд, кажется просто немыслимым, это приватизация Сбербанка. Как и зачем она была проведена?
— Мы разработали программу поэтапной приватизации Сбербанка, вначале продали меньшую часть пакета, потом оставили у государства только двадцать пять процентов, а оставшиеся двадцать пять продали три года назад, в конце 2001 года. Таким образом, банк «Халык», или Народный банк — полностью частный последние три года. Параллельно были сделаны две вещи. Первая — создана система гарантирования депозитов. Вторая — создана государственная почтово-сберегательная система. Ведь посудите сами: во всех даже небольших городках и населенных пунктах есть отделение почты, а рядом — сберкасса. Зачем? Тем более что и в советские времена почты занимались инкассацией, через них шли денежные переводы. Нет никакой необходимости в поддержании дублирующей филиальной сети. При этом почтовые услуги убыточны, а сберегательные — прибыльны, так что за счет кросс-субсидирования единый почтово-сберегательный институт в принципе может быть прибыльным. В любом случае он выполняет важные инфраструктурные функции и может совершенно оправданно дотироваться из бюджета. Что касается активных операций, то почтово-сберегательная система может вкладываться в государственные ценные бумаги — и все, больше никуда. А вот Сбербанк, избавившись от многих десятков своих убыточных филиалов, превратился в полноценный коммерческий институт, который теперь может себе позволить не тратиться на покрытие убытков этих филиалов, в том числе и занижая депозитные ставки. Почтово-сберегательные системы успешно действуют во многих странах мира. Классический пример — Япония, активы почтово-сберегательной системы которой почти втрое больше активов любого мегабанка в мире. Государство традиционным коммерческим банкингом в принципе не должно заниматься. Вот у нас есть государственный Банк развития, который кредитует долгосрочные финансовые проекты, у него средний срок предоставляемого кредита — семь целых три десятых года. Ну понятно, что коммерческие банки на этом сегменте или не работают, или почти не работают, он им не конкурент. А второй государственный банк в Казахстане — это Жилстройсбербанк, в котором реализована немецкая модель стройсберкассы, «баушпаркассе». Это схема финансирования строительства жилья, автономная от финансовых рынков. На нынешнем этапе этот банк государственный, но правительство сейчас ведет переговоры с крупнейшим немецким стройсбербанком «Швебишхаль» о продаже им какой-то доли или даже контрольного пакета этого банка. Общая стратегия такова, что государство на рынке финансовых услуг присутствовать не должно, а может присутствовать только там, где аналогичные услуги не предоставляют частные финансовые институты.
— Стратегия абсолютно верная. Вот только реализовать ее под силу немногим. В России, например, даже обсуждение приватизации Сбербанка — практически запретная тема.
— Да что там Россия! В Люксембурге, например, который по всем рейтингам является одной из самых свободных стран, Сбербанк до сих пор государственный. И сами люксембургские банкиры говорят, что мы не можем объяснить, почему это так происходит. Хотя, казалось бы, абсолютно рыночная экономика.
Жилищная пирамида
— А почему на государственном уровне была выбрана немецкая модель ипотеки?
— Нет, не ипотеки, извините. Это принципиальный момент. Более точно — немецкая модель финансирования жилья. Давайте я поясню разницу. Для этого рассмотрим все население в качестве пирамиды. Верхушка ее — богатые и очень богатые люди, которые либо уже имеют жилье, часто даже не одно, либо в любой момент могут его приобрести из текущих доходов или сбережений. Никакого специального механизма финансирования для покупки жилья им не требуется.
Следующий «слой» пирамиды — это люди с доходами пятьсот долларов в месяц и выше. Вот это потенциальные участники ипотеки. Сегодня условия на рынке ипотечных кредитов в Казахстане таковы: срок до пятнадцати лет, ставки десять-четырнадцать процентов годовых в валюте, первоначальный взнос — от десяти процентов стоимости жилья. Три года назад, когда ипотечные механизмы в стране только запускались, начальный взнос был тридцать пять или даже пятьдесят процентов, ипотечные кредиты предоставлялись только на три года, а ставки были двадцать пять процентов в долларах. Развитие ипотеки обеспечивала созданная при Нацбанке государственная Казахстанская ипотечная компания (КИК), которая предоставляет банкам рефинансирование стандартных ипотечных кредитов, включающих в себя страхование жизни заемщика и страхование имущества. Общий объем такого рефинансирования составляет сегодня двадцать четыре миллиарда тенге. Если кредит из стандартного превращается в проблемный, тогда компания этот кредит вежливо возвращает банку, чтобы он сам разбирался с заемщиком. А банк должен отдать КИК деньги. Сама же ипотечная компания фондируется за счет эмиссии собственных облигаций. В целом эта система является близкой к американской модели ипотеки. Конкретно мы взяли за образец механизм организации ипотеки в Малайзии.
Наконец, нижний слой доходной пирамиды — это люди, которым ипотечный кредит не по силам. Ведь потенциальный клиент ипотеки — это десять-пятнадцать процентов населения. На тех, чьи доходы ниже, ориентирована система стройсбережений. Она работает таким образом: вначале человек накапливает деньги, минимум три года. При этом стройсбербанк платит ему проценты, но ниже рыночных, допустим два с половиной процента годовых. По итогам каждого года накоплений дополнительно к этим процентам государство платит премию. Премия для всех одинаковая и определена законом. По итогам цикла накоплений вкладчик получает их вместе с процентами и премиями, и к этому еще банк дает кредит. Причем кредит дает по той ставке, которая у тебя определена договором. Например, ты копил под два с половиной процента, банк тебе дает кредит под пять процентов. То есть, как видим, это гораздо дешевле, чем рыночные и тем более ипотечные ставки. Эта система автономная, никакого внешнего заимствования для нее не подразумевается.
— Она как бы кормит сама себя.
— Верно. В Германии система стройсбережений работает с 1928 года. Она рассчитана на нижнюю часть среднего класса. Ипотечная система и система стройсбережений могут взаимодействовать. Ты, допустим, накопил миллион, тебе Жилстройбанк дает еще миллион, а ты хочешь купить квартиру за четыре. Тогда ты на оставшиеся два миллиона можешь взять ипотечный кредит, но нужно понимать, как эта квартира будет делиться по залогам. Потому что в первую очередь ты будешь отвечать перед Жилстройсбербанком, а во вторую — через банк по ипотечному кредиту. Вкладчик Жилстройсбербанка номер один — мой сын. Я открыл на него депозит на десять лет, чтобы к тому времени, когда ему будет семнадцать, он уже накопил приличную сумму денег. Ну пока я, естественно, вношу деньги. И конечно, не надо закрывать глаза на то, что большая часть населения Казахстана сегодня не в состоянии потянуть по доходам даже систему стройсбережений. Для этих людей нужно строить социальное жилье, и самое главное — создать нормальные условия для капремонта действующего фонда, для чего система стройсбережений тоже очень хорошо подходит.
Замыкаться бессмысленно
— Какова степень открытости финансового сектора Казахстана для иностранного капитала, для зарубежных финансовых институтов? В какую сторону происходит движение?
— Моя личная точка зрения заключается в том, что любой западный банк, если он хочет быть по-настоящему успешным на нашем рынке, должен иметь местных партнеров. Стопроцентные дочерние иностранные банки объективно будут в своем бизнесе ограничены крупной корпоративной клиентурой. И мы видим статистику, что доля и ABN AМRO , и HSBC , и Citibank на нашем рынке в последние три года устойчиво сокращается. Поэтому пусть открывают филиалы, если кто хочет. Нужно просто четко определить условия — как будет осуществляться сотрудничество между надзорными органами. Потому что филиал де-факто подлежит надзору в стране происхождения материнского банка.
— А какова доля и динамика прямых трансграничных кредитов иностранных финансовых институтов казахстанским заемщикам? У нас в России сейчас, по разным оценкам, от четверти до трети совокупной ссудной задолженности предприятий приходится на иностранные кредиты.
— Эта доля растет. Сейчас в структуре пассивов банков в среднем это
— Другими словами, процентные платежи отбиваются положительной курсовой разницей?
— Именно. Быстрый рост внешнего заимствования частного сектора вызывает, конечно, некоторую озабоченность. Но запретительство тут не поможет, потому что будут придумывать какие-то другие схемы. В последние полгода ситуация постепенно начала меняться — ФРС США начала повышать ставки, и я думаю, что рыночные ставки в ближайшее время на международном рынке капитала будут только расти. Уже к концу 2005 года структура заимствования скорее всего начнет переориентироваться в сторону внутреннего рынка.
По стопам Норвегии
— Какую роль в финансовой системе Казахстана играет Национальный фонд?
— Мы его создали по примеру Норвегии в 2001 году. Сейчас в фонде накоплено порядка пяти миллиардов долларов, или тринадцать с половиной процента ВВП (для сравнения: в России на 1 февраля 2005 года накопленный размер бюджетного стабилизационного фонда составил 22,9 млрд долларов, или порядка 4% ВВП. — «Эксперт»). Все средства Нацфонда РК инвестированы в высоконадежные зарубежные государственные ценные бумаги. Фонд разделен на две части — стабилизационный портфель и сберегательный портфель. Стабилизационный портфель накапливается на тот случай, когда цены на нефть начнут падать, то есть это своеобразный страховой резерв. А сберегательный портфель копится на будущие нужды страны. Таким образом, мы доходы от нефтяного сектора переводим в долгосрочные финансовые активы, которые потом можем использовать для диверсификации экономики или поддержки бюджета. Операционально фонд представляет собой счет Минфина в Нацбанке. Нацбанк Казахстана отвечает за общее управление фондом плюс нанимает еще внешних управляющих по конкурсу — крупнейшие финансовые институты. Главные требования к претендентам — кредитный рейтинг A или даже AA- и выше, а также объем средств в управлении не менее пятидесяти миллиардов долларов.
— Прописаны ли на законодательном уровне условия «распечатывания» стабилизационной части фонда?
— Если цены на нефть опускаются ниже девятнадцати долларов за баррель, деньги из фонда начинают возвращаться в бюджет, чтобы избежать сокращения социальных расходов. Нынешний объем накоплений позволит поддержать наш нынешний уровень потребления при низких ценах на нефть в течение трех-трех с половиной лет.
— А каковы условия и процедура расходования сберегательной части фонда?
— Допустим, цены на нефть упали и остаются низкими, мы потратили весь стабилизационный фонд. Тогда парламент вместе с правительством должны определиться: будем ли мы залезать в сберегательный фонд или будем сокращать бюджетные расходы.
Глядя в будущее
— Каковы ключевые проблемы развития финансового рынка Казахстана?
— Если вы слышали выступления участников съезда финансистов Казахстана, вы заметили, как много говорилось об узости нашего финансового рынка и дефицита инструментов для инвестирования. Что касается государственных ценных бумаг, то минфиновских облигаций становится в обращении все меньше, а ноты Нацбанка совсем краткосрочные и очень низкодоходные. Рынок корпоративных облигаций, конечно, сильно вырос — его объем сегодня составляет два миллиарда четыреста миллионов долларов, но для инвестиций пенсионных фондов он все равно маленький. Рынка акций практически нет. То есть суммарная капитализация приличная, порядка четырех миллиардов долларов, но бумаг практически нет в свободном обращении — free float очень мал. Поэтому наш президент абсолютно правильно задачу поставил: единственный способ сдвинуть рынок акций с мертвой точки — это продать, выпустить на рынок часть государственного пакета в крупнейших национальных компаниях, таких как железная дорога и «Казмунайгаз». Предполагается создать холдинг, который будет управлять госкомпаниями, владея их контрольными пакетами акций. Подобная модель доказала свою эффективность в Сингапуре. Там холдинговая компания Timosek управляет госкомпаниями рыночным образом. Мы решили использовать их опыт.
— Накопительная пенсионная система — Чили, ипотечная — Малайзия, система стройсбережений — Германия, национальный фонд — Норвегия, система рыночного управления госсобственностью — Сингапур. — География имплантированных вами рыночных институтов впечатляет…
— Мы с самого начала однозначно для себя решили: не нужно изобретать велосипед. Нужно двигаться в сторону либо международных стандартов, либо наилучшей мировой практики. Мы страна небольшая.
— Какой сектор финансового рынка Казахстана в ближайшие годы способен «выстрелить»? Развиваться максимальными темпами?
— Страхование жизни. В такой стране, как Казахстан, должны иметь полис страхования жизни, по моим оценкам, от миллиона до полутора миллионов человек. А сегодня их всего пятьдесят тысяч. Кто первым выйдет на рынок и продаст этот миллион полисов, причем это можно сделать за год-два, заработает огромные деньги. Но пока никто не приходит.
— В заключение, если позволите, личный вопрос. Финансовые реформы вчерне завершены. Вы еще молоды, полны сил, опыта, амбиций. Какие у вас планы?
— Сейчас хочу на какое-то время уйти в бизнес (с января 2005 года Григорий Марченко возглавляет банк «Халык». — «Эксперт»), чтобы затем уже совсем не отвлекаться на какие бы то ни было материальные вопросы. А потом, наверное, вернусь на госслужбу. У меня есть две идеи. Первая — создать в Казахстане финансово-экономический университет мирового класса, чтобы мы могли сами готовить профессиональные кадры для рыночной экономики. А вторая задумка — построить оптимальную систему социальной защиты, которой в мире нигде нет. Все системы складывались исторически, под политическим давлением. В Нидерландах, Канаде, США эти системы затратные и неэффективные, по их собственным оценкам. У меня есть определенные наработки относительно того, как могла бы выглядеть эффективная система соцзащиты на нашей почве. Они касаются и пенсионного блока, и взаимоотношений с безработными, и построения рынка труда. Это серьезный вызов.
— Большое спасибо за беседу.
Александр ИВАНТЕР, Алма-Ата-Москва
