Операция «Антикризис»

​

Текущая позитивная коррекция, особенно ярко проявляющаяся на фондовом рынке, создает иллюзию восстановления российской экономики. Однако анализ свежих отчетов банков по МСФО вскрывает тяжесть проблемы, которая рискует перерасти в новую фазу финансового кризиса — в кризис «плохих» долгов. Основные антикризисные меры следует сосредоточить на борьбе именно с последним: угроза финкризиса доминирует над угрозой усиления экономического спада.

Где мы находимся?

Нынешняя обстановка в России такова: сжатие экономики и рост безработицы на фоне инфляции. Обвальная девальвация рубля после периода укрепления сменилась стабилизацией, однако ограниченность международных резервов делает эту стабилизацию весьма хрупкой. Увеличение числа безработных и снижение доходов населения уже вызывают рост преступности и могут привести к дестабилизации социальной ситуации в стране.

Кризис «плохих» долгов

Банки не без потерь вышли из кризиса ликвидности и с тревогой ожидают кризиса «плохих» долгов. Кредитный рынок слабо функционирует: на стремительный рост просрочки банки реагируют снижением предложения кредитных ресурсов, повышением ставок и ужесточением требований к заемщикам. Предприятия, не получая оборотных средств, не могут нормально функционировать и обслуживать полученные кредиты.

Надвигающийся кризис «плохих» долгов — возмездие за кредитный бум 2006—2007 годов. Кризис проколет уже сдувающийся кредитный пузырь, разросшийся с неимоверной быстротой на легких нефтяных деньгах. Банки пожинают плоды кредитной экспансии и снижения уровня требований к заемщикам.

Кризис «плохих» долгов может перерасти в кризис неплатежей и переход экономики к бартеру, как это было в 90-х годах прошлого века.

Русский субпрайм

Одним из наиболее опасных сегментов кредитного рынка стала ипотека. Здесь произошел структурный переход: ипотечный кредит, самый надежный и защищенный инструмент розницы, мутировал в «токсичный» актив. В России объявилась ранее не существовавшая ипотека sub-prime из-за превращения обеспеченных граждан в NINJA (no income, no job, no assets — «нет дохода, нет работы, нет активов»). В особенно плохом положении оказались заемщики, взявшие кредиты в валюте. Для этой категории граждан (при условии, что они действительно находятся в тяжелой материальной ситуации, а не являются миллионерами) можно было бы предложить конвертацию по льготному курсу, субсидируемому государством.

Ипотечный кризис может развиваться по американскому сценарию. Жилье, изымаемое у несостоятельных должников, поступает на рынок и давит на цены. Падение стоимости недвижимости способствует отказу должников от обслуживания ипотеки по докризисным ценам. Спираль падающих цен на рынке жилья раскручивается на фоне растущего предложения недвижимости.

Проблема усугубляется тем, что весьма значительная часть залогов банков — недвижимость, жилая или коммерческая. Ситуация с последней существенно хуже — цены падают быстрее, а ликвидность ниже. Иллюстрация к этому тезису — плакаты о продаже и аренде коммерческой недвижимости, заполонившие столицу.

Банки в значительных объемах кредитовали девелоперов и теперь становятся счастливыми собственниками их незавершенных проектов. Так, Сбербанк получил недостроенный комплекс «Город столиц» делового центра «Москва-Сити».

Если государство пойдет на объявление моратория на изъятие жилья у несостоятельных заемщиков, то надолго отобьет аппетит у банков к ипотеке, а банки, сильно увязшие в ней, разорятся.

Тактика страуса

Чтобы сократить снижение капитала банков в результате обесценения активов, регулятор пошел на изменение банковского бухучета. Во-первых, ЦБ в ноябре позволил кредитным организациям отражать ценные бумаги не по их текущей рыночной стоимости, а по стоимости приобретения или по цене на 1 июля 2008 года, если они были куплены до этой даты. Во-вторых, с 1 января «хорошими» признаются кредиты, просрочка по которым не превышает 30 дней для юрлиц и 60 — для физлиц, тогда как ранее эти сроки были 5 и 30 дней соответственно.

Эта «бухгалтерская косметика» — классическая тактика страуса: не решать проблему, а делать вид, что ее нет. Однако отчетность банков по МСФО за 2008 год вскрывает действительный масштаб проблемы «плохих» долгов. Если даже на 1 марта просрочка по РСБУ в целом по российской банковской системе была умеренной — на уровне 4,7%, — то по МСФО даже по таким сильным банкам, как Промсвязьбанк, она преодолела критический уровень в 10% уже в конце прошлого года. С очень большой вероятностью можно утверждать, что Россия перешагнула критический рубеж «плохих» долгов. Это похоже на сокрытие страшной правды от онкологического больного.

Мутная система

Из 1 100 кредитных организаций, действовавших на 1 марта, оборотные ведомости за февраль опубликовали на сайте Банка России только 725, сокращенную отчетность — еще 226, итого 951. Таким образом, 149 кредитных организаций, многие из которых входят в ССВ, оказываются весьма непрозрачными. Следует учесть, что зачастую оборотные ведомости «рисуются». В результате при «вскрытии» банков АСВ обнаруживает картину, весьма далекую от нарисованной. Кроме того, действительный уровень просрочки искажается пролонгацией кредитов. Таким «реструктурированием» банк «Санкт-Петербург» существенно улучшил качество своего кредитного портфеля. В его отчете по МСФО за 2008 год так описывается это улучшение: «В течение 2008 года банк изменил условия договоров по коммерческим кредитам, которые в противном случае были бы просрочены или обесценены, на общую сумму 9 835 197 тысяч рублей». Кредитный портфель на конец 2008 года составил 144,9 млрд рублей — таким образом, 6,8% общего объема кредитов было пролонгировано. Еще один способ творческой трансформации реальности — продажа просрочки аффилированным структурам.

Столь непрозрачная среда повышает риски. С учетом «новаций» в банковской бухгалтерии, «рисования» балансов и отсутствия отчетности многих банков работа в финансовом секторе напоминает полет в туман с испорченными приборами.

Ситуация в других секторах финансового рынка — например страховом и лизинговом — еще более непрозрачна, так как компании здесь не публикуют ежемесячную отчетность, а квартальную выкладывают с большим опозданием. Есть опасение, что положение в страховой сфере может оказаться еще хуже, чем в банковской. Напомню, что для спасения AIG, крупнейшей страховой корпорации мира, понадобилась госпомощь в размере не менее 170 млрд долларов.

Что же касается других секторов, то сложить какую-то ясную картину происходящего нет никакой возможности из-за почти полной непрозрачности процессов, происходящих в реальной экономике.

Борьба с кризисом

В распоряжении правительства весьма ограниченные денежные средства (например, изрядно похудевшие международные резервы, давшие основание Геннадию Зюганову съязвить в адрес Алексея Кудрина: скоро-де от вашей подушки безопасности останется грязная пустая наволочка) и весьма широкий спектр мер кредитно-денежной и фискальной политики. Используются и иные меры воздействия на экономику, в первую очередь институциональные.

Эти средства и меры направляются на широкий круг задач, главные из которых в сфере экономики — ослабление рецессии и борьба с безработицей, в финансовой сфере — стабилизация национальной валюты, обуздание инфляции, снижение уровня процентных ставок и восстановление кредитного рынка, сокращение дефицита бюджета.

За разные цели отвечают разные ведомства. Центробанк — за стабилизацию национальной валюты и борьбу с инфляцией, правительство — за экономический рост (в настоящее время — за ослабление рецессии) и борьбу с безработицей. В результате вспоминается известная басня о лебеде, раке и щуке. ФРС отвечает за две переменные — экономический рост и инфляцию, что более логично, так как позволяет увязать финансовую политику с экономической. Стабилизация рубля остается основной задачей Банка России. В итоге курсовая политика осуществляется в ущерб другим целям кредитно-денежной политики и в первую очередь способствует высокому уровню процентных ставок. Если в США и Евросоюзе они низкие, что стимулирует восстановление кредитного рынка и экономики в целом, то в России из-за чрезмерной жесткости курсовой политики ЦБ ставки находятся на уровне, делающем невозможным нормальное функционирование кредитного рынка.

Отсутствие единого консолидирующего антикризисного центра проявляется в весьма дорогостоящих ошибках. Например, результатом одной из них стала стремительная девальвация рубля из-за финансовой помощи банкам «в особо больших размерах», которая не дошла до реального сектора экономики и оказалась на валютном рынке. Другой пример — несвоевременная помощь кредитным организациям в условиях кризиса ликвидности. Если бы эта помощь была оказана банку «Союз» вовремя, то ему не понадобилось бы дальнейшей, все усиливающейся поддержки со стороны государства. На 1 марта АСВ предоставило «Союзу» средства в сумме 21,8 млрд рублей, причем из них 5 млрд — в феврале. Кроме того, ЦБ на 1 марта выделил ему 16,4 млрд рублей. Итого помощь банку обошлась не менее чем в 38,2 млрд. В октябре 2008 года «Союз» стал жертвой набега вкладчиков. На 1 сентября прошлого года вклады в нем составляли 11,2 млрд рублей, причем для прекращения набега на банк достаточно было предоставить ему ликвидность в пределах 10—20% от суммы депозитов. Другой вопрос — стоило ли вообще спасать «Союз»… Своевременное предоставление ликвидности банкам, подвергшимся набегам вкладчиков, было бы намного дешевле их санации.

Особенность антикризисных решений состоит в том, что они принимаются в условиях высокой неопределенности. Центральный вопрос, ответ на который, в частности, определяет допустимую нагрузку на резервы, — пройдено ли дно глобального кризиса. Хочется верить, что пройдено, но единственный удар со стороны нового Lehman’а с легкостью разрушит эту иллюзию. Другой вопрос — запустят ли антикризисные программы США механизм глобальной инфляции. Если да, то России даже в условиях мировой рецессии будет легче маневрировать, так как она как нетто-экспортер является бенефициаром глобальной инфляции. Для России, экспорт которой на две трети состоит из углеводородов, ключевой переменной служат нефтяные цены. Если нефть оторвалась от своего дна, то уж как-нибудь выплывем или, точнее, всплывем. Третий вопрос — насколько глобальная рецессия снизит спрос на сырье, в первую очередь на углеводороды. И таких вопросов о динамике геоэкономики, включая перспективы международных рынков капитала, весьма много.

Образно говоря, непонятно, на что жать — на газ или на тормоз. Если еще идем под гору и дна не видать, то лучше — на тормоз: не тратить резервы, вводить строжайший режим экономии, проводить жесткую монетарную и бюджетную политику. Если дно уже пройдено и пошли в гору — тогда, чтобы не свалиться обратно в яму, надо изо всех сил давить на газ — стимулировать экономику, не боясь дефицита бюджета.

У российского руководства нет единомыслия даже по поводу ключевого вопроса стратегии: одни говорят — вторая волна вот-вот накроет, другие — да нет ее и в помине. А если нет единомыслия, то нет и согласованной политики по выводу страны из кризиса. Представьте себе, что водитель одновременно жмет и на газ, и на тормоз. От такого управления машина быстро развалится.

В каком направлении сосредоточить усилия — спасать финансовый сектор или стимулировать экономический рост? Вероятно, главной угрозой в настоящее время, повторюсь, является кризис «плохих» долгов.

Для борьбы с ним существует несколько методов. Во-первых, государственные кредиты банкам, с тем чтобы они кредитовали реальный сектор экономики. Из-за кризиса доверия этот подход работает плохо. Вместо того чтобы кредитовать реальный сектор, банки норовят спекулировать валютой и ценными бумагами. Сначала под грузом государственной помощи рухнул рубль, теперь начался подозрительный — на фоне рецессии — рост акций российских эмитентов. После того как банкам «запретили» игры с валютой, с начала февраля индекс РТС вырос в полтора раза.

Второй метод — склад «токсичных» активов — «банк-помойка». Изначально под «токсичными» активами подразумевались бумаги, рынки которых коллапсировали — например, CDO (collateralized debt obligations — облигации, обеспеченные долговыми обязательствами) или CDS (credit default swap — кредитный дефолтный своп). В России о таких бумагах мало кто слышал, и у нас под «токсичными» активами понимают «плохие» долги. По существу, речь идет о том же финансировании банков государством. Только под новый непонятный термин можно получить лишний триллион рублей.

Создание государственного «банка-помойки» — идея здравая, в первую очередь для госбанков. Действительно, для их оздоровления было бы целесообразно вывести с их балансов испортившиеся кредиты. Это расчистит балансы и будет способствовать росту кредитоспособности банков. Специализированный банк с функциями коллектора занимался бы более успешно работой с «плохими» кредитами. В случае госбанков вопрос о цене активов не столь существенен, ведь речь идет о перекладывании денег из одного кармана в другой. Тем более что их передача может быть оформлена в виде сделки РЕПО, предполагающей обратный выкуп по завершении кризиса, если кредит не будет погашен.

Допуск частных банков к этой государственной «помойке» — достаточно спорный вопрос. В этом случае будет актуален вопрос о цене активов. Возможно, получение банками денег за «плохие» активы должно сопровождаться передачей их акций, вплоть до контроля.

Если оставить «плохие» долги на балансах финансовых учреждений, то возникнет еще одно не очень приятное следствие: капитал банка опустится ниже нормативного уровня. Чтобы этого избежать, можно или перекроить бухучет (что делает регулятор и чего делать ни в коем случае нельзя), или влить госсредства в капитал банка (чем также занимаются ЦБ и ВЭБ).

Есть еще одно негативное последствие нарастания «плохих» долгов в активах банка. Как известно, спекулянт-неудачник превращается в инвестора. Эта же участь ждет и кредитора-неудачника: он также превращается в инвестора, поскольку вынужден конвертировать долговые инструменты в долевые — например, превращать кредиты в акции должников. Реализовать полученную собственность в условиях кризиса тяжело, а управлять ею банк не приспособлен.

Третий метод — повышение кредитной дисциплины. Эффект невозвратов имеет стадный характер — даже платежеспособные заемщики, видя вокруг анархию неплатежей, перестают обслуживать кредиты. Первоочередная задача государства состоит в повышении эффективности процесса взыскания по неисполненным обязательствам, в том числе в усилении арбитражных судов и службы судебных приставов. Однако меры дисциплинарного характера надо принимать разумно, чтобы «кредитный каток» не раздавил заемщиков.

Возможно направление средств государства не только в банковский сектор, но и в другие болевые точки, более всего — с позиций государства — нуждающиеся в ликвидности. Например, если речь идет об остановке градообразующих предприятий, то, возможно, дешевле кредитовать убыточную компанию, чем потом залечивать последствия социального взрыва.

Проблема «плохих» долгов не решается без проблемы восстановления кредитного рынка: пока не будет преодолен кризис доверия, тот не будет нормально функционировать, а предприятия, лишенные кредита, будут наращивать «плохие» долги.

Самая крайняя мера государственного вмешательства — национализация банков. Следует помнить аксиому: государство — неэффективный собственник. Представьте картину — вышли на улицу, а кругом одни сбербанки… Кошмар!

Институциональные меры

Наиболее эффективная мера борьбы с кризисом — повышение прозрачности экономики, в первую очередь госпредприятий и предприятий-получателей госпомощи. Под прицелом прожекторов «пилить» бюджет тяжело и опасно. Эффективность госпомощи будет расти с ростом прозрачности. Конечно, в условиях высокой коррупции надеяться на быстрые подвижки в этом вопросе было бы наивно, но тем не менее при наличии государственной воли можно было бы ожидать прогресса в этом направлении.

Повышению прозрачности способствовали бы расширение и совершенствование деятельности рейтинговых агентств. Вероятно, необходима ее стандартизация. Если за рейтингами международных агентств стоят многолетняя репутация и опыт (хотя «и на старуху бывает проруха»), то российские не располагают ни тем, ни другим. Если рейтинги учитываются при выдаче государственных кредитов, целесообразно лицензировать рейтинговые агентства и сертифицировать их специалистов. В отсутствие такого регулирования достаточно высокие рейтинги получают банки, которые через несколько дней лишаются лицензии. Свежий пример — банк «Фемили»: одно из отечественных агентств присвоило ему рейтинг «B+» («достаточный уровень кредитоспособности») 11 марта, а уже 3 апреля этот рейтинг отозвало, в то время как руководство банка было отправлено за решетку по подозрению в отмывании около 100 млрд рублей. Даже невооруженным глазом видны признаки отмыва в оборотных ведомостях «Фемили»: корсчет в ЦБ и расчетные счета клиентов «бешено крутились», тогда как обороты по остальным счетам были существенно слабее. Через корсчет в Центробанке за февраль было прокручено 4,5 млрд рублей, через счета коммерческих организаций — 6,9 млрд, активы же на 1 января составляли всего 1,3 млрд. Похожая картина наблюдается не меньше чем у десятка небольших банков, но они продолжают мирно существовать.

Непропорционально много шума поднято вокруг бонусов. Отмена волевым решением тех или иных инструментов экономики — дело еще более «осмысленное», чем поворот рек и хрущевское насаждение кукурузы.

Самый нелепый способ борьбы с кризисом — борьба не с его причинами, а с проявлениями. Например, ограничение рыночных цен или ставок, что ведет к дефициту товаров и финансовых ресурсов.

В России есть опыт санации банков после дефолта 1998 года силами АРКО. В настоящее время санацией и ликвидацией занимается АСВ, главная задача которого — страхование вкладов. Сочетание двух этих функций несет явный конфликт интересов. Действительно, при решении своей основной задачи АСВ действует в интересах вкладчиков, а в ходе санации или ликвидации — в интересах более широкой группы: всех кредиторов банка. Эти интересы, вообще говоря, не совпадают. Вероятно, было бы целесообразно разделить эти функции и восстановить АРКО.

Отметим существенное отличие нынешней ситуации от той, что сложилась в России после дефолта 1998 года. Тогда импортозамещение вытащило экономику из кризиса. За 10 лет ситуация с основными фондами существенно ухудшилась, и механизм импортозамещения может не сработать.

В ходе кризиса отомрут неэффективные предприятия. Но что делать, если неэффективна вся экономика?

В России нет госоргана, ответственного за выработку стратегии в условиях кризиса и за консолидацию противокризисной деятельности. На государственном уровне отсутствует единая система риск-менеджмента. Правительственная комиссия по антикризисным мерам первого вице-премьера Игоря Шувалова имеет консультативный характер. Основные проблемы возникают в межведомственных взаимодействиях — на стыках правительство-ЦБ, ЦБ-АСВ и т. п. В результате антикризисная деятельность выглядит бессистемной и носит противоречивый характер. Необходимые действия совершаются с запаздыванием, средства перечисляются в ошибочных направлениях и неправильных размерах, как это было, например, с предоставлением госпомощи банкам. Между тем в условиях кризиса решать проблемы надо не по мере их поступления, а с опережением — когда ударяет тайфун, прятаться поздно.

Максим ОСАДЧИЙ, аналитик, специально для Banki.ru